Сколько же было сил в этом молодом крепком теле!

Внизу, под нами, разворачивалось действо человеческого соития. А мы, скользя по воздуху, сливались в безумном ритме, навеянном магией.

Я знала, что творится сейчас у него в голове, такое бывало не раз. Удивляясь самому себе, он смело ласкал моё тело, оторопело замечая, что никогда не проделывал подобного с теми деревенскими девчонками, что удавалось зажать за сараем после сенокоса. Движения не были ему подвластны: подчиняясь моим желаниям, он делал то, чего хотела я, но его наслаждение от этого не становилось меньше, напротив, оно усиливалось стократно. И каждое прикосновение открывало новый путь для вливающейся магии.

Источая страсть, огненными нитями тянущуюся к краям поляны, мы поглощали и тотчас раздавали вокруг мощь Природы. Пробегавшая по телу юноши дрожь передавалась мне и возвращалась к нему. Наконец, наши тела пришли к полному созвучию, мы ускорялись в колдовском танце, невольно расплёскивая магию во все стороны. Последний мощный всплеск – и мы начали спускаться.

Когда мы коснулись земли, он не смог устоять на ногах. Не расплетая тел, мы прокатились по траве к самому огню, и только тогда я отпустила его, разомкнув круговерть.

Рядом всхлипывала счастьем, сочащимся из каждой поры, наша просительница. Ошалевший, измотанный усилиями муж лежал рядом. Хлоя подняла их, огладила живот женщины:

- Ты не должна смывать эти знаки, пока не разрешишься от бремени. Никогда не говори об этой ночи даже наедине с мужем. Одевайтесь и уходите. И больше никогда, ни по какой причине сюда не возвращайтесь, ни с просьбой, ни с приношением – мы вас тут не ждём.

На подгибающихся ногах мой проводник сил тоже потянулся за ними. Я улыбнулась вслед. Теперь он проживёт дольше многих в деревне, и даже чума обойдёт его дом стороной. Он ещё не знает об этом. То-то удивится!

Обернувшись на краю поляны, юноша посмотрел на меня, силясь что-то сказать, но не находил слов. То, что он сейчас испытал, просто не имело обозначения ни на одном людском языке.

Я приложила палец к губам: молчи, наивный! И никогда никому не рассказывай!

Пройдёт время, и воспоминание об этой ночи перестанет быть отчётливым. Что-то забудется, что-то он сам додумает, дабы заполнить пробелы. Но точно никогда не забудет, что однажды на поляне посреди священной рощи ему было волшебно хорошо, так, как никогда уже не будет ни с кем.

Летя домой совсем невысоко, всего в ладони от земли, я чувствовала себя молодой и счастливой, как в прежние времена. Сияние алой луны освещало мой путь.

12. Глава 12. Неосмотрительные траты

В доме Бюрхов были опущены занавески – госпоже Бюрх становилось всё хуже, и, похоже, все смирились с неизбежным концом. Подходя в сумрачной спальне к кровати, я ощутила запах разложения. Нога была мертва, это стало ясно ещё до того, как я прикоснулась к больной. Осмотр раны не сулил ничего хорошего.

Шрам больше не кровоточил, но вокруг места прокола образовалось чёрное кольцо. Видно, игла брата Фомы была отменно грязной, но раньше пожаловаться на это было просто некому, ведь все, в чью плоть впивалось это орудие, слишком быстро отправлялись на костёр, чтобы успеть заболеть. Рядом зияла рана от свежего ожога. Дальше вдоль сосудов шли чёрные пятна разлагающейся плоти.

- Откуда ожог? – взглянув на господина Бюрха, я увидела, что он смущён.

- На всякий случай я привозил лекаря из Монтрё, он сделал прижигание, чтобы болезнь не распространялась, - словно извиняясь, проговорил тот. – Не помогло, увы!

Ох, уж эти люди! Всё бы им жечь калёным железом! Я открыла было рот, чтобы объяснить, почему припарки лучше прижиганий, и как живая плоть питает больное место, возрождая гораздо лучше, чем обожжённое мясо, что получилось сейчас… но осеклась. Господин Бюрх туповато смотрел на меня в ожидании чуда. Дурака учить – только портить.