Весной 1981 года шла масштабная ротация – заменялись первые вошедшие в ДРА. Из гарнизона нас было три офицера. Мы уезжали в Ростов-на-Дону на автобусе с автовокзала. Пришли проводить родственники, было немало народу, кто-то плакал, окружающие удивлялись и интересовались, кого провожают. Но Афганистан к этому времени еще не вошел в жизнь страны как район боевых действий, и «груз 200» был, к счастью, редким. Утром следующего дня добрались до штаба СКВО, из округа же собралось офицеров человек 12–15, с нами провели недолгую напутственную беседу и отвезли в аэропорт на самолет до Ташкента. В Ташкенте к вечеру уже были на пересыльном пункте, куда нас, встретив в аэропорту, перевезли на автобусе представители штаба ТуркВО. На пересылке оформили прибытие, поставили в очередь на рейс в Кабул и сделали по четыре укола в каждое плечо и под лопатки – прививки от чего-то. Все это было очень быстро, потоком.

Мы устроились в одном из двух одноэтажных бараков, где стояли солдатские двухъярусные железные койки. Были ватные матрацы и такие же ватные подушки, постельное белье, естественно, не предусматривалось.

Все было организовано так, чтобы принять, оформить и в течение 12–14 часов, посадив на борт, отправить в Кабул. Но, как известно, жизнь очень часто вносит свои коррективы. Рейсы были не каждый день, по разным причинам, в основном погодным. Как говорили в Кабуле, ветер афганец, и это, как правило, на два-три дня. Организацию питания я тоже не помню, питались кто как мог и хотел, магазины были недалеко. Уверен, все, как и я, на недостатки бытовых условий не обращали внимания, была одна цель – Афган и мечта как можно быстрее, получив назначение в Кабуле, попасть в свою часть. Хотя был вечер, но жара в Ташкенте еще стояла, и с непривычки было душно и потливо. На пересылке кроме нас, сменщиков, которых набралось не меньше сотни, были и те офицеры и прапорщики, которые служили в Афганистане и возвращались в свои части после ранений или болезни (гепатит, малярия, лихорадка или брюшной тиф). В пяти-шести местах в казарме возникли группы: пьющие, закусывавшие и внимательно слушавшие рассказы о жизни и ужасах Афганистана. Рассказы были очень красочными, в зависимости от количества выпитого. Все воспринимали по виду серьезно, сочувственно, но верили мало, слишком ужасно и неправдоподобно было услышанное. Я и представить себе не мог, что еще в конце мая столкнусь с явью, намного превосходившей все рассказы на пересылке.

Наутро был самолет, десантный Ил-76. Посадили всех, кто мог передвигаться своими ногами, но двух-трех с рейса сняли, так как их пьяное состояние не позволяло им принимать участие в выполнении интернационального долга. Взлет, минут двадцать-тридцать полета, и по внутреннему бортовому радио командир корабля объявил: «Мы пересекаем воздушную границу Советского Союза и Демократической Республики Афганистан». Начался мой Афган.

Самолет летел на высоте 7000–8000 метров, внизу, все в снегах, были горы Гиндукуша. Горы я полюбил еще служа на Северном Кавказе, у нас и направленность боевой подготовки была горная: стреляли и водили боевые машины на горном полигоне. Но наши горы были красивого серо-медного цвета, и только вдали в хорошую погоду была видна снежная шапка Казбека. А здесь, внизу, под крылом самолета, были величавые и чужие снежные вершины.

На аэродром в Кабуле самолет садился без привычного гражданского круга, а сразу резко терял высоту, как объяснили, чтобы уменьшить вероятность и эффективность обстрела.