Это всё, на что я сейчас способна. Полугодичный ад основательно подкосил меня. Последнее время я живу на энергетиках, релаксантах и пилюлинах от Лампы.

После того, как Борька оказался в реанимации – жизнь для меня остановилась. Её словно поставили на паузу. Всё перестало существовать. Смысл будто испарился.

Когда в коридоре клиники я увидела Марка – расцарапала ему физиономию. Натурально. Как кошка. Он не сопротивлялся, а я орала:

– Урод! Убийца! Мразь!

Не знаю, чтобы сделала, если бы не Лампа. Она тогда меня оттащила и вразумила. Кстати, моя ситуация помирила их с Марком. Тот ползал на коленях, извинялся, каялся, что бес попутал. И Лампа дала ему шанс. В конце концов, сказала она, лучше, если у ребёнка будет хоть такой паршивый отец, чем совсем никакого.

Марк чуть не чокнулся. С одной стороны – такое горе: Борьку он любил, как родного, а не просто зарабатывал на нём деньги. С другой – невероятное счастье: ребёнок от любимой женщины и её прощение.

Я тоже чуть не слетела с катушек от своего несчастия и радости за них.

Марк и Лампа стали моей новой семьёй. В прямом смысле – мне даже жить пришлось переехать к ним. Потому что нашу с Борей квартиру, купленную на его первый гонорар, пришлось продать. Брата подключили на разные аппараты, каждый день работы которых обходился в кругленькую сумму. Да и люксовая палата в лучшей частной клинике – удовольствие не из дешёвых. А брать деньги у Харламовых я не могла. Во-первых, из-за ребёнка у них добавилось своих расходов. Во-вторых, участие Бориса в том заезде сорвалось – и это серьёзно ударило по его тренеру. Спорт не прощает сошедших с дистанции. В общем, финансовая дыра в их семейном бюджете образовалась таких размеров, что скромные доходы от Лампиных переводов, конечно же, не могли её покрыть. Тем более что Марк не позволял ей теперь сидеть за компьютером столько, сколько она могла сидеть раньше. Пентхаус им тоже пришлось продать. И мы дружною толпой заехали в ту самую Лампину двушку – с пылью, тараканами и призраком Зои Сафроновны.

Супругам досталась спальня. Мне – гостиная. И всем – кухня, ванна, туалет.

Впрочем, мне было всё равно. Большую часть времени я проводила в Борькиной палате – там стояла небольшая кушетка. Я ела, не чувствуя вкуса. Спала, не видя снов. Жила, не замечая смены времён года. Единственное, что хоть как-то встряхивало меня – Лампин живот. Он становился всё больше. И Марк, который свалился во мрак. Он якобы страдал, что не может обеспечить достойных условий беременной жене, но вместо того, чтобы бегать, искать работу или хоть какой-то выход из ситуации, просаживал оставшиеся от продажи пентхауса деньги, выпивая по-чёрному.

Откуда в маленькой Лампе бралось столько сил, чтобы выдёргивать благоверного из запоев, а меня – из депрессии, не знаю. Но бесконечно благодарна ей. Наверное, я бы свихнулась окончательно, не будь рядом моей драгоценной ламповой подруги.

И вот вчера случилось чудо – Борька очнулся. Только вот – чудес не бывает. После полугодичного лежания его тело нуждается в том, чтобы заново осваивать базовые навыки – ходить, есть и даже говорить. Нужна серьёзная реабилитация. Просто для того, чтобы вернуться к полноценной жизни. О гонках речи вообще не идёт – после того, как его собрали едва ли не по кускам, я больше не допущу этого безумия. Да и Марк вряд ли вернётся. А к другому тренеру Борька не пойдёт – сложный он у меня, только Харламову и удалось найти к нему ключик.

– Кристина Витальевна, – главврачу клиники, где лежит Борька, всё-таки удаётся привлечь моё внимание и вытащить меня от просматривания калейдоскопа событий, который вертится в моей голове последние шесть месяцев, – вот список лучших реабилитационных центров России, – он кладёт передо мной разграфлённый лист, – красным я обвёл наиболее перспективные, а синим, – постукивает по крайней графе, – соответственно, стоимость.