Это, почему-то, окрыляет.

И я сажусь в дорогую чёрную машину с улыбкой – есть ощущение, что сегодня случится нечто судьбоносное, то, что перевернёт мою жизнь.

Автомобиль паркуется возле дорогущего ресторана. Даже в лучшие Борькины времена, когда он любил пофорсить и побаловать меня, мы не ходили в такие заведения – слишком дорого. Заоблачно.

Швейцар в ливреи распахивает передо мной дверь и приглашает внутрь с полупоклоном, не забыв сообщить номер столика.

Стараюсь не пялиться на просто сказочную роскошь, окружающую меня – мрамор, позолота, хрусталь, натуральный шёлк…

– Нравится? – раздаётся за спиной.

Вздрагиваю, разворачиваюсь и тону… В ледяной голубоватой бездне. За эти два года он стал ещё сексапильнее, притягательнее, брутальнее. Ему дико идёт лёгкая щетина и чуть растрёпанная причёска. Каштановые волосы искрятся в отблесках люстр, в них играют взапуски золото и медь… Я зависаю, любуясь.

Глупая, нельзя. Ты же изранишь себе сердце о льдины в его взгляде.

– Да, неплохо, – уставляюсь в пол, чтобы не потерять себя рядом с ним.

Он подходит близко, непростительно близко, берёт мою руку, подносит к губам.

– А вот вы – просто ошеломительны, – льстит, не краснея. – Настолько, что я теряюсь.

Горько хмыкаю:

– Бросьте, не трудитесь, мы ведь здесь не для флирта.

Клепенщук расплывается в довольной улыбке:

– Какой поход! Какая хватка!

Пожимаю плечами:

– Хорошие учителя были. Отучили верить сладким речам и неприкрытой лести.

Смотрю прямо в глаза.

Не узнаёт.

Конечно, я была лишь глупой девочкой на одну ночь. Сладким призом тайному спонсору.

– Идёмте, – он проводит меня к одному из столиков, отодвигает стул, помогая сесть.

Устраивается напротив, сверлит взглядом.

Это нервирует.

– Сделаем заказ? – зачем-то интересуется у меня.

Безразлично повожу плечом.

– Я бы предпочла воды и сразу к делу – что за предложение было у ваше рекрутёра?

Клепенщук кривит красивые губы в довольной усмешке:

– Такое, – говорит он, – которое, на самом деле, нельзя перепоручать другому человеку. Его нужно делать лично, держа за руки и глядя в глаза.

Судорожно сглатываю, потому что он действительно накрывает мои ладони своими и пристально смотрит, будто хочет вытянуть душу через глаза.

– Выходите за меня, – произносит, наконец.

А мне снова хочется хохотать до икоты – я ждала эти слова два года назад после той ночи любви. И что они будут искренними, а не сделкой…

***

– То есть, прямо-таки и позвал замуж? – пытает Лампа, усадив меня на кухне после свидания.

– Прямо-таки позвал, – говорю ей, отправляя в рот виноградину.

– Вот видишь! – ликует подруга. – Я знала! Знала, что это непросто так!

– Да уж, – фыркаю, – всё так раз сложно и запутано.

– И чем же запутанно? – идеальные брови Лампы лезут на не менее идеальный гладкий лоб. – Сама, небось, клубок-моток всяких глупостей припасла. Вот и запутала.

Горько усмехаюсь:

– Мне жаль разочаровывать тебя, подруга, но свадьбы не будет...

– Почему? – искренне удивляется Лампа…

Поднимаюсь со стула и бросаю устало:

– Потому… Я в ванну и спать.

– Океюшки, иди, подруга, у тебя был тяжёлый день. Но завтра! Тебе не уйти. Ты выложишь мне всё! – угрожает, включая комнатного диктатора.

И утопывает в спальню. Через гостиную, где моя обитель. Но закрывает дверь.

Лампа сейчас одна. Харламов проспался, вспомнил, что он мужик, и ушёл добывать мамонта. А подружка, как водится, хранила очаг и ждала.

Быстро смываю с себя сегодняшний день – такой насыщенный и разный, переодеваюсь в любимую пушистую пижаму и бреду к уже разложенному дивану. Ныряю под одеяло, закрываю глаза…