— И все? — потер устало глаза Сэм.

Маша молчала. Смотрела в пол и не шевелилась. Его вопрос застал ее врасплох. Что еще она наделала?!

Тарелка! Но она же уже отработала. Или… Щеки девушки залились румянцем от её собственной глупости. Не может такой доминант, как Уильямс, в наказание ставить в угол. Это слишком просто. По простоте душевной Маша приняла это за наказание.

— Разбитая тарелка, — тихо добавила она.

Сэм быстро оказался возле нее. Слишком быстро. От неожиданности девушка вся сжалась и рефлекторно прикрыла грудь. Быстро сообразив, она убрала руки, но Уильямс уже успел грозно цыкнуть. Маша на подсознательном уровне чувствовала его раздражение. Весь ее план летел в пропасть – туда, где уже находилась ее семья и репутация.

С мыслью, что терять уже нечего, девушка рухнула на колени и с щенячьим видом посмотрела на своего Хозяина.

— Прошу, простите, Хозяин! Молю! — начала просить она. На самом деле говорила девушка искренне, ведь если он сейчас выставит ее за дверь, она смело может идти и сбрасываться с моста. Или так, или на панель. Больше выходов Мария не видела.

По щекам покатились слезы, а подбородок предательски вздрогнул. Ее начинала одолевать настоящая истерика. Маша действительно искала в глазах Уильямса прощение. Но было пусто. Лишь голубая непоколебимая гладь. Мужчина смотрел на нее как на пустое место.

— Пожалуйста, — не стесняясь и не соображая, что она делает, схватилась за штанину Сэма Маша.

Уильямс спокойно смотрел на истерику девушки. Вот то, что он хотел увидеть. Раскаянье, вину, мольбу. И Маша не расстроила. Стояла перед ним на коленях и умоляла. Когда в ее глазах появились слезы, Сэм с трудом сдержал довольную улыбку.

Нет. Он не любил доводить своих нижних до такой истерики, но Мария не простая рабыня. Она — Демидова, а видеть их боль и раскаяние – наслаждение для Уильямса.

— За мной. На четвереньках, — грозно приказал Сэм, когда Маша, все еще всхлипывая, принялась подниматься с колен.

С видом побитой собаки девушка направилась за своим Хозяином. Собакой она себя и ощущала. Опустила голову в пол и ползла в указанном направлении. Истерика отпускала, но на смену ей пришел стыд.

“Боже, что я делаю? Это унизительно!” — лихорадочно не переставала думать Маша, переставляя колени и руки, следуя за Сэмом. Кусая и так уже искусанные за целый день губы, девушка начала понимать, почему наказание называют наказанием.

Унизить. Показать твою неправоту. Наказать. Вот что должен Дом делать с провинившимся сабом. И Уильямсу в этом не было равных. Погруженная в собственные мысли, она не заметила, как очутилась в темной комнате недалеко от ее спальни.

— Встань. Глаза в пол. Руки по швам, — спокойно говорил Сэм, пока искал что-то в комоде из темного дерева.

Маша не успела толком рассмотреть обстановку, но на глаза девушки попался Андреевский крест с фиксаторами, небольшой черный диван, обычный стул. Мягкий ковер приятно ласкал ступни, а приглушённый свет мешал рассмотреть комнату как положено.

Девушка быстро приняла нужную позу. Рассматривала свои пальцы на ногах и ждала. Вдруг каждый волосок на ее теле стал по стойке смирно. Затылком она ощутила его. Сэм приблизился вплотную. Теплое дыхание щекотало кожу.

— Закрой глаза.

На глаза Марии опустилась плотная лента. Все вокруг погрузилось в темноту. От волнения девушка стала дышать ртом. Пульс шумел в ушах, мешая сосредоточиться. Сглотнув собравшуюся слюну, она ступала с ноги на ногу, с ужасом представляя, что ее ждет.

Что-то звякнуло совсем близко. В следующую секунду Машины запястья оказались в холодных металлических наручниках. Такие надевают преступникам. Но она не преступница. Девушка закусила губу, чтобы не закричать.