Когда он нежно поцеловал меня, назойливая трель будильника возвестила о том, что нам пора возвращаться в суматошную реальность. Несмотря на то, что была суббота, нам пришлось подняться рано. Сегодня нас ждало много дел.

- Ты уже знаешь, что наденешь? - поинтересовалась я.

- Ну, - Джейк изобразил задумчивость. - Думаю, моя лучшая чёрная футболка «Останови вечеринку» и джинсы сойдут?

- Ты про те, что уже три дня ждут своей очереди на стирку? - иронично подняла бровь.

Джейк всегда непростительно небрежно относился к своему внешнему виду. Он считал, что тёмная футболка и джинсы подходят абсолютно к любому мероприятию.

- Да ладно тебе! - он потрепал меня по голове. - Я шучу!

- На футболке, кстати, есть дырка от сигареты. - недовольно буркнула я. - Её уже пора выкинуть.

- Ни за что! - он лениво потянулся. - Она вечная!

Посмеиваясь, я выскользнула из его объятий и направилась на кухню, попутно собирая с пола разбросанные вещи. Джейк был художником во всех смыслах этого слова. Вокруг него всегда, каким-то непостижимы образом, образовывался знатный беспорядок. Если я продолжительное время отсутствовала в его квартире, то рисковала по возвращении познать весь хаос вселенной. Вещи были беспечно разбросаны, а в мастерской творилось что-то просто невообразимое.

Мне нравилось наводить порядок в его квартире. Его милая неспособность хотя бы мало-мальски его поддерживать странным образом совсем не раздражала. Джейк давал доступ моим швабрам во все комнаты его довольно просторной съёмной квартиры, кроме мастерской. Туда я вообще старалась не заходить. Мне казалось, что если я поверну ручку двери, то на меня лавиной обрушатся краски, карандаши, кисти и скомканные клочки неоконченных работ.

Джейк, родом из очень обеспеченной семьи, с детства привык, что всю работу по дому за него выполняла прислуга. Его родители были весьма недовольны его решением покинуть родной город на юге штата Техас и отправиться в Нью Йорк ради карьеры художника. Они считали его решение блажью избалованного подростка и согласились спонсировать эту авантюру только при условии его поступления в серьёзный архитектурный вуз.

Через два месяца Джейк должен был получить диплом. Его родственники ожидали, что он, наконец-то, возьмётся за голову и согласится вернуться домой, заняв должность в семейной компании. Отец Джейка занимался нефтью, и, конечно же, моего дорогого художника такая перспектива повергала в полнейшее уныние.

Тем важнее для него был сегодняшний день. Ему, наконец, удалось привлечь внимание к своим работам, и одна галерея на Манхеттене захотела устроить выставку его картин. Я как никто понимала Джейка, ведь в писательском деле пробиться было также сложно, как и в сфере изобразительного искусства.

Однако для меня первые неопытные шаги новорождённого творца были уже в прошлом. После публикации моей книги восемь месяцев назад в Москве, меня накрыло волной успеха.

Сейчас я уже могла спокойно вспоминать то время, когда я, ещё не отошедшая от пережитого ужаса, начала получать горы электронных писем с просьбами дать интервью и предложениями участвовать в ток шоу и фотосессиях. Конечно, это всё было в Москве, поэтому я вынуждена была отказать большинству предложений. Впрочем, несколько печатных изданий всё же смогли заполучить интервью со мной. Однако, как бы упорно ни настаивали репортёры, я так и не пожелала открыть своё настоящее имя.

Необычайная волна хайпа обрушилась на меня после того, как через месяц после выхода моей книги был опубликован роман Кирилла. Он был своего рода продолжением моего собственного. В своей книге я не стала скрывать его имя. Кирилл был главным героем моей горькой истории, поэтому то пристальное внимание общественности, которое было неотъемлемой частью его жизни, теперь задело и меня.