— Алин, ты уже показала, что ты все решаешь сама, сильная баба и прочая лабуда. Но давай уже закругляться.

— Ладно. Ты был прав, это не для нас. Я только в уборную схожу.

— Дорогая, это называется туалет. Хотя здесь бы я назвал это вообще другим словом, давай провожу, а то мало ли кто по пути встретится.

Потапов как истинный джентльмен провожает меня до метровой коморки, открывает дверь и усмехается.

— Алин, там внизу были нормальные кустики, такие пушистые, может лучше туда?

— Чтобы меня укусил клещ? Ты знаешь, что они как раз водятся в кустах и траве? А если энцефалитный? Это же очень опасно и к тому же…

— Закрой рот и писай!

Прохожу вперед боком и закрываю за собой дверь. Хотя, как вперед? Это же не туалет вовсе, унитаз стоит впритык к двери, то есть, чтобы помочиться надо лицом упереться в дверь, ощущение, что как будто я в вагоне, благо не качает. Дергаю молнию на спине, но она вновь не срабатывает. На раз пятый все-таки продвигается немного вниз и на этом все. Ровно на середине застряла! Сколько бы я ни пыталась ее сдвинуть — никак. Причем ни вверх, ни вниз.

— Алин, тебя засосал фаянсовый недруг? — слышится голос Потапова.

— Саша, ты мне нужен.

— Наконец-то, только почему именно в туалете? — я тихо приоткрываю дверь и поворачиваюсь спиной к Потапову.

— У меня молния застряла, помоги, а?

— А, комбинезончик… Кто был прав?

— Ты! Не беси, а помоги.

— Выйди сюда, там места нет.

Протискиваюсь через унитаз и поворачиваюсь спиной к Потапову. Саша долго возится, но никак не комментирует происходящее.

— Алин, а в туалет очень хочешь?

— Тупой вопрос, Потапов! Хочу.

— Тогда, ладно. Потом другой куплю.

И все, не успеваю осознать, что он имел в виду, как слышу характерный звук. Потапов просто разрывает мне верх комбинезона.

— Все, моя хорошая, иди делай свои дела, — поворачиваюсь к нему.

— Как я теперь пойду домой?! Ты ненормальный, что ли?

— Не пойдешь, а поедешь, это, во-первых. Во-вторых, я тебе свою рубашку дам, сверху накинешь. Иди давай, тут люди ждут вообще-то.

Нехотя разворачиваюсь и хлопаю дверью. Лучше бы этого не делала. Еще и штукатурка сверху посыпалась. Кое-как сделав свои дела, открываю дверь, где меня ждет голый Потапов. Ну как голый — без рубашки.

— Надевай, — протягивает мне свою рубашку. Недолго думая, просовываю руки в белую рубашку и иду на выход.

— Тебя не смущает, что ты немножко голый?

— Меня — нет. А тебя?

— Да.

— Стой. У тебя волосы побелели, поседела? что ли?

— Да. От волнения.

— Ну ладно, я все равно на тебе женюсь. Хотя ранняя седина не очень хорошо.

— Ты придурок, что ли? Это штукатурка с туалета!

— Ты там еще и стены протирала? А кто мне втирал про чистоту зубов и прочее?

— Я их не протирала. Я штукатурку в мешочек собирала, будет тебе зубной порошок вместо пасты.

— Так он эмаль испортит.

— Пастой заешь. Замолчи и веди меня к машине. Хватит сегодняшней вписки.

— Я же говорил тебе, хорошее дело впиской не назовут.

Проталкиваясь сквозь нетрезвую молодежь, я поняла две вещи: Потапов во всем оказался прав, и как бы глупо ни звучало, я ревную. Бред чистой воды. Знакомы всего ничего, но то, как на него смотрят представительницы прекрасной половины молодежи, меня вывело из себя. А он тоже хорош, улыбается, козел. Подумаешь, грудь накаченная и не волосатая, но не такой уж и красавец.

— О чем задумалась? Давай садись, — сама не замечаю, как мы уже спустились вниз и стоим у машины.

— А ты зачем садишься назад?

— Потому что машину поведет другой дядя, я как никак пробовал пойло.

— Ясно, — еще и не в меру умница трезвенник.