- Весомо, - пробормотала я и, распахнув дверцу, обратилась к водителю, - угол Пионерской и Чкало... - тут я запнулась, потому что передо мной сидел Вадим. Он окинул меня насмешливым взглядом и скривил губы в ухмылке.

- Продуктивно проводишь время, - высказался в итоге.

- Иди к черту, - захлопнув дверцу, я отошла, чтобы поймать другую машину. Черненко вылез со своей стороны и сказал вполне мирно:

- В таком виде нарвешься на какого-нибудь придурка.

- Я уже нарвалась, пытаюсь отделаться.

- Садись в машину.

- Нет, спасибо.

Вадим устало покачал головой.

- Ну чего ты стоишь? - разозлилась я. – Что тебе надо?

- Ничего. Просто не хочу, чтобы ты вляпалась в какую-нибудь историю, ловя пьяной машину.

- Откуда такая добродетель?

- Это эгоизм. Буду чувствовать себя виноватым. А я этого не люблю. Так что садись.

Он уселся за руль, больше ничего не добавив, я, немного потоптавшись, с неохотой полезла внутрь. Не то чтобы я боялась ночных историй, скорее всего, через пару минут я бы просто вызвала такси. Но тот факт, что Вадим не проехал мимо, а остановился, наводил на разные мысли. Например, о том, что утренний разговор все-таки вышел слишком резким.

- Ты живешь на квартире бабки? - поинтересовался он, когда мы отъехали.

- Да. Она умерла два года назад.

- Понятно. Наконец-то появилась возможность удрать от предков? – он слегка улыбнулся. Нормально в плане, не издевательски.

- Я их люблю, но жить с ними не всегда легко.

- Да уж, - он усмехнулся, покосившись в мою сторону, - чем они сейчас занимаются?

- Мама работает поваром в военном училище, папа в охране.

- А ты?

- Работаю дизайнером.

- По профилю, - усмехнулся Вадим как-то грустно, а я разозлилась. Одно дело поддерживать разговор ни о чем, вежливо делать вид, что ему интересна моя жизнь, другое – все эти насмешки.

- Ага, не помнишь, кто настаивал, чтобы я пошла в наш институт? – не удержавшись, съязвила в ответ. Вадим бросил быстрый взгляд.

- Все еще не оставила привычку обвинять других? Я думал, ты выросла и научилась сама принимать решения.

- Выросла и научилась. Просто кому-то было удобней, чтобы я была другой.

Вадим хмуро смотрел вперед, ничего не говорят. Так и не взглянув в мою сторону, выдал:

- Неужели ты правда так думаешь?

Я отвернулась к окну, уставилась на мелькающие в темноте огни. А потом закрыла глаза.

Конечно, я так не думала. Я так и не смогла решить, кто из нас был более жалок, пытаясь вытащить другого со дна, но только с одной целью - не утонуть самому. Мы сидели в той квартире, ставшей нашей тюрьмой и спасательным кругом от внешнего мира, и все, что нам оставалось - только мечтать.

Точнее, делать вид, что мечтаем, потому что в какой-то момент стало ясно, что ни мои, ни его мечты не станут реальностью. Помню, как я в истерике сдирала разрисованные мной обои со стен - они слишком кричали о том, что я не пошла за своей мечтой. Не стала художницей, продающей картины на Арбате, на Невском, на главной улице Белграда или в переулках Парижа... Ничего этого не было.

"А еще не было прошлого", - дала я себе когда-то завет, и теперь, резко открыв глаза и вырвавшись из дурмана обрывистых картинок воспоминаний, уставилась в окно.

Оставшаяся часть дороги прошла в молчании. Когда мы подъехали к дому, я все-таки сказала:

- Спасибо.

Вадим усмехнулся.

- Всегда пожалуйста. Можешь не чувствовать себя должницей.

- Я и не чувствую, - качнула головой, - я не просила меня подвозить, это ты со своим эгоизмом там договаривался. И я запомнила, что ты попросил удалиться из твоей жизни, не переживай.