— А зачем ты с ним пила? — задаёт резонный вопрос Родион, смотрит несколько мгновений, а я не нахожусь с ответом.

Зачем пила? Правильно. Не надо было. Но я почему-то не отказалась. Дура потому что.

Дальше мой настройщик, видимо, чтобы куда-то деть руки, включает радио. Он ревнует, он расстроился, он переживает. А салон тем временем наполняется классической музыкой. Она громкая и навязчивая, что порядком раздражает.

Мне кажется, это первый раз, когда между нами возникает настолько сильное недопонимание и напряжение.

Чёртов директор! Он выперся на улицу специально. Он испортил мне жизнь однажды и продолжает это делать до сих пор.

— Зачем он вышел вслед за тобой, Ви?

— Ну откуда я знаю? — тереблю подол юбки. — Возможно, просто потому что здесь находится выход из ресторана.

— Хорошо, допустим. — Вижу, что пытается поверить, заводит свой старенький чиненый-перечиненый автомобиль.

Последний начинает тарахтеть как древний трактор. Раньше я не обращала внимания, а теперь прямо нервирует. Это неважно. Он накопит на новую машину. Он всё сможет, главное, что человек хороший.

— Тогда отчего ты, помня про ваши отношения, согласилась пойти с ним на этот банкет? И этот наряд? Это для него?! — Родион брезгливо меня осматривает, при этом волнуется и тяжело дышит.

— Господи, ну что за ерунда такая? Да забудь ты про него. Мы же с тобой собирались поехать…

— Не надо! — неожиданно истерично вскрикивает Родион и дёргает ногой. — Мне не пять лет, Виол!

Я вообще не подозревала, что он умеет ревновать.

— Родя, успокойся, пожалуйста.

Надоело. Когда же кончится этот бесконечный вечер?

— Я спокоен.

— Я не вижу.

— Ты правда не понимаешь? Не понимаешь? Не доходит?

Обычно тихий Родион психует, открываясь для меня с новой стороны. Я даже не думала, что он может выйти из себя. Но фортель Султанова явно пошатнул его олимпийское спокойствие.

— Нет. Я, Родион, не понимаю, каким образом события семилетней давности влияют на наши с тобой отношения.

Что-то меня всё это начинает напрягать.

— Да потому что ты вернёшься к нему!

Закатываю глаза, ковыряя обивку кресла.

— Ха! — смеюсь в голос. — Я честно не знаю, что должно случиться, чтобы я с ним по-маленькому рядом села, не то что вернуться. Я не хочу об этом разговаривать.

Но Родион вошёл в какой-то круг, из которого никак не может выйти.

— Если ты как в тёмном лесу, то я тебе объясню, почему я нервничаю. Султанов, он как красный «ламборгини» среди помятых сереньких иномарок девяностых годов в пробке от Осташковского шоссе до Профсоюзной улицы. И тут моя женщина, в которую я безумно влюблён, заявляет, что у неё был с ним роман! Что у неё есть от него дочь! Каково мне после этого, Виол?

— Родя, был роман! Был! Это прошедшее время.

Наконец-то мы трогаемся с места.

— И теперь он твой босс! Признайся, что ты нас сравниваешь?

— Никого я не сравниваю. — Ковыряю обивку из кожзама активнее.

— Все люди проводят параллель между бывшими и нынешними. Это заложено в природе человека.

Мой настройщик криво крутит руль. И, виляя багажником, вклинивается в ряд машин. Мы едем домой. Скорей бы.

— Родя, я тебя умоляю!

— Скажи, что у меня нет повода ревновать, и я замолчу.

— Конечно, нет!

Может, послать обоих? Никогда ничего между мной и директором больше не будет. Но сегодняшнее поведение моего мужчины и у меня сорвало пелену.

— В глаза мне смотри.

Мы поворачиваемся друг к другу. Родион весь как натянутая струна. Он настолько боится Султанова, что аж тошно. Воздух в машине заряжен до предела. Мне кажется, что все нехорошие воспоминания выходят из моей головы, садятся на колени, следом давят на грудь и тяжело дышат, словно живые. Ну а я сама, как муха, попавшая в сети, ползу через липкую паутину куда-то, где нет выхода…