— Она тебе реально не нравится? — вдруг вырвалось у меня.

— Ну, она скорее для меня как сестра, — задумчиво отвечал парень.

— Как сестра, вы только подумайте! Хорошо хоть, что не как брат. Но ведь ты на Князиху иногда... так влюбленно смотрел! — вспомнилось мне.

— Да? — слабо улыбнулся парень. — Тебе показалось. Она, честно говоря, напоминает мне ту, которую я люблю, любил, вернее. Глагол в прошедшем времени — так будет правильнее. — А это не Лазурная ли... — озадаченно протянула я. И увидела, как тени на лице Дэна сделались вдруг более острыми, резкими, а глаза стали похожи на моря, в которых тонут корабли. Нет, я это не видела, это было лишь игрой воображения, но все же я почувствовала необъяснимую тоску, которая исходила от Дэна. И затаенную глубокую боль. Мне стало не по себе.

— Маш, не спрашивай об этом. Сейчас не спрашивай.

— Но...

— Пожалуйста.

И я не стала задавать этих вопросов. Даже злиться перестала. Просит — помолчу. Вдруг буду я Сморчка расспрашивать, а он как заплачет у меня на руках, и что мне тогда делать?

— Зачем ты в это ввязался? Какая тебя нужда заставила «развести» Ольгу и Ника? — угрюмо спросила я после недолгого молчания.

— Об этом я расскажу тебе потом. Прости, я дал обещание тому, кто попросил меня это сделать, что я все оставлю втайне. — Опять не стал ничего прояснять этот обнаглевший тип, словно бы невзначай дотрагиваясь до моего локтя. Я и сама не замечала, как его нехитрые прикосновения успокаивают меня. И сколько бы я ни пыталась развести его на правду, он молчал и играл в партизана. Правда, пришел в себя, и я не чувствовала больше его этого душевного холода, случайно прорвавшегося наружу. Зато он так осмелел, что даже попытался меня поцеловать — конечно же, в знак примирения, но я, правда, вовремя отстранилась и с удовольствием пронаблюдала, как на его лице с правильными приятными чертами появилось недовольное выражение. А после заявил, что мне надо быть сдержаннее и не давать своим эмоциям брать верх над разумом.

— Ты меня окончательно вывести решил? — сердито спросила я, зорко следя за его рукой. Ха! Ну, хоть теперь мне Князева не конкурент! Раз Смерчинский к ней ничего не чувствует.

— Да, — отозвался Дэн, вновь наклонился ко мне и все же сделал, что хотел — поцеловал. Сначала в висок, потом в нос, затем в щеку, и только потом уже его теплые губы вновь коснулись моих — очень мягко, ласково, неторопливо. Дэн умел делать так, чтобы девчонки рядом с ним таяли. Но я бы не была сама собой, если бы не проследила за тем, чтоб его глаза закрылись первыми.

Он целовался умело, чувственно, запустив пальцы в мои волосы и поглаживая затылок. Мои руки оказались на его плечах, крепко сжимая. И пульс частил так, словно я долго бежала. Отпускать Дэна не хотелось — он словно взял мои чувства в плен. Его прикосновения, его губы, его частое дыхание — все это в одночасье стало родным. Моим.

Я забыла о том, что мне надо идти, забыла обо всем на свете, целуя того, кто только что признался во лжи. Но не жалела об этом. Я жалела лишь о том, что у меня нет острых ногтей, чтобы впиться ими в плечи Дэна.

Мне пора, — прошептала я через несколько минут, не без труда отстраняясь от Дэна. Он не хотел меня отпускать, и его руки так и остались на моей талии. Я не совсем понимала, что происходит. Но точно знала — если бы Смерчинский не сказал мне правду об Ольге, я бы не смогла прервать этот поцелуй так просто. Согласилась бы на все, что он предложил.

— Меня ждут дома, — повторила я, не отрывая взгляда от лица Дениса, которое казалось мне еще более красивым, чем прежде.