Хоть прошло уже много лет, но отношения между братом и сестрой так и остались детскими. Кому-то они казались трогательными, кому-то — глупыми, но за фасадом взаимного дурачества скрывалась прочная родственная связь, которая была сильнее многих.

А еще Федор считал, что по-прежнему ответствен за сестрицу, и продолжал ее своеобразно опекать (Машка назвала бы это «допекать»), не упуская возможности лишний раз подколоть ее. Тогда она жутко злилась и разражалась смешными тирадами — ну, прямо как в детстве. Федора это очень веселило.

— Пойдем, Настасья? — предложил он. — Хорошо, что дождь кончился. Можно будет прогуляться, если хочешь. Ты же любишь по темноте.

— С тобой не страшно, вот и люблю, — отвечала его невеста, озорно глянув на Федора — парнем он был высоким, крепким. С таким не часто связываются в подворотнях.

— Надо было сказать, что не со мной любишь, а меня любишь, — пробурчал тот.

Будущие молодожены уже собирались выйти на прохладную после дождя улицу, как Настя вдруг, чуть прищурившись, подалась вперед и сказала со смехом:

— Ой, Федь, а это не твоя сестренка?

— Машка? Где? — тут же стал вглядываться в темноту он. Насколько Федор помнил, Мария клятвенно обещала рассерженной матери, что все выходные будет готовиться к зачетам.

— Да вон же, на мотоцикле, с мальчиком, — улыбнулась Настя.

Около самого подъезда, в свете ярко горящего уличного фонаря виднелся красно-черный мотоцикл, в котором Федька тут же признал Honda VFR — мощный, но дорогой байк, стоивший раза в три или в четыре дороже его собственного внедорожника, кредит за покупку которого Федор выплачивал уже второй год. Первый раз с балкона он марку не разглядел, а теперь был удивлен, что у друга сестрицы такой дорогой личный транспорт. Да, это и вправду дружок их малявки!

— А-а-а, мотоциклист, — прищурившись, протянул он. — И снова я тебя вижу. Не поздновато ли для вас, малыши?

Темноволосый высокий парень с широким разворотом плеч, которого Федор, хмыкнув, тут же мысленно прозвал «сопляком», стоял к сидящим в авто спиной, а вот лицо Машки было хорошо видно. Она что-то выговаривала своему другу, а тот, касаясь то ее локтя, то ладони, то плеча, изредка склонялся к левому уху и что-то говорил. Волосы и одежда обоих, кажется, промокли насквозь, словно они долго гуляли под дождем. Федька поморщился. Во-первых, он считал, что Мария не способна ни на какие проявления романтики, как неспособен на глубокие душевные переживания австралийский кенгуру (сестра, впрочем, думала о нем то же самое). А во-вторых, Федор продолжал считать Машу совсем юной и наивной девочкой, вокруг которой крутится много подозрительных сопляков. В том числе и этот!

— А ничего так у паренька фигурка, — продолжала с интересом разглядывать мотоциклиста Настя. — Наверное, и личико должно быть милым.

В Бурундукове-младшем моментально проснулись собственнические инстинкты, передающиеся из поколения в поколение.

— Эй! Я почти твой муж, а ты пялишься на какого-то малолетку!

— Не какого-то, — живо возразила Настя, — а на друга твоей сестры и моей будущей золовки!

— Ну и что, — уперся Федор, продолжая разглядывать парня. Мотоциклист ему пока что активно не нравился. Торчит почти в полночь с сестрой под их окнами, едва ли не в обнимочку! Сейчас еще лапать начнет, вообще красота будет. Точно придется тогда идти парню «милое личико» фонарями украшать. Не теми, что во дворе, другими.

— Как что? — не поняла Настасья, дразня жениха. — А вдруг Маше он очень нравится? Хм, а есть в нем что-то обаятельное. Жесты, что ли...