– А вообще, конечно, больше всех подфартило Маринке – сама себе хозяйка. Так не улыбается сразу в жёны, блин. И эти производители тут же пузом наградят, рожать заставят. Конец свободе.

– Была ли она, свобода? – цежу я сквозь зубы и чувствую, что меня буквально трясёт.

Шуша сокрушённо вздыхает.

– Ну, теоретически… Практически – сама понимаешь. Может, не сразу. Вон, Минку выдадут замуж, а пока ещё кого-нибудь откопает, присмотрится, проверит всё – время пройдёт. Может, ещё побегаем на свободе-то.

Как же. Надейся и жди. Небось уже полные карманы кандидатов насшибал добрый дядюшка Эльдар. Просто вслух никому не рассказывает, чтобы тётю Гелю заранее в нокаут не уложить.

Ну, и если за своих дочерей она хоть дёргаться будет, пытаясь образумить дядю, то за меня никто из них слова не замолвит.

Именно в тот момент, когда взрослые обменивались рукопожатиями, когда дядюня улыбался, показывая коренные зубы, и хлебосольно разводил руками, приглашая дорогих гостей к столу, я вдруг поняла, что нужно бежать отсюда, пока не поздно.

Задержалась я что-то. Пора и честь знать. Срок попечительства давно закончился. Будь я умнее и сильнее – уже бы давно распрощалась с дорогими родственниками. Но за четыре года привыкла, расслабилась и боялась, наверное: ни кола, ни двора, ни крыши над головой.

Справедливости ради, у Айдановых жилось мне неплохо: отдельная комната со всеми удобствами, одевали, обували, за стол сажали, карманные деньги выдавали. Под замком не держали. Грех жаловаться.

А то, что шпыняли или попрекали изредка (и то больше тётка, когда дядя не слышит), так это и понятно – привыкла. Не родная.

– Мне вот интересно, почему нас за стол не приглашают. Всё семейство, так сказать, – шипела Шуша, – дискриминация какая-то. Ну, ладно ещё тебя, а я-то в чём провинилась? Рыжая, что ли?

– Моложе, – мстительно процедила я. По-волчьи жить, по-волчьи выть. Это ей за «ладно ещё тебя» удар. – Вдруг больше понравишься. Это мне надо обижаться. Я уж точно ничьё внимание не перетяну.

– Дура ты, Несска, – вздохнула Шуша. – У тебя, наверное, позднее зажигание. Когда смотришь – ничего особенного. А потом бац – и выдурилась. Поздний цветок вроде как. Такие, как ты, стареют медленно. А мы пых – и нет той красоты, что раньше. Ты на мать нашу глянь. Ей никакие ухищрения не помогают. Старая. Папка небось от неё налево бегает. К любовнице молодой.

Шушина осведомлённость во всех вопросах коробила. Не по годам развитая и слишком приземлённая. И цепкая, как репей. Если ей дядюшка мужа не по нраву найдёт, истерику закатает. Эта за себя постоять умеет.

– Пошли вниз, проберёмся поближе. Там дверь для слуг есть, подслушаем, что да как, – потянула сестра меня за руку.

Мне бы вырваться. Лучше ничего не знать и не видеть. Я б всех тут напалмом спалила, дай мне волю. Но Шуша всё равно побежит шпионить, а потом придёт сплетнями делиться. И уж лучше всё собственными ушами, чем потом интерпретации на тему в Шушином исполнении слушать.

13. Глава 13

Ян

– Ты мне нужен.

Отец, как всегда, на мелочи, вроде приветствия, не разменивается. Вынырнул, рявкнул, все встали по стойке «смирно», а потом спешат и падают, чтобы ему угодить.

У отца две семьи. Одна официальная, вторая – «для души». Не удивлюсь, если и третья где-то там имеется на тех же условиях. Я уж молчу о сменяющихся, как времена года, любовниц.

Если учесть, что душа у отца – понятие номинальное, не больше горошины из стручка его не самых сильных достоинств, то плодить сущности для него – всё равно что кофе утренний выпить.