Задумавшись над собственным неблагополучным браком, не услышала, как ко мне подошла хозяйка дома.

— Я тоже часто смотрю на эти фото.

Вздрагиваю от неожиданности и перевожу взгляд на пожилую леди. Она задумчиво смотрит на меня.

— Здравствуйте, миссис Эркарт. Я Элизабет Мар, ваш доктор. Заехала узнать, как ваши дела?

— Да, я помню вас, милочка. Пойдемте на кухню, у меня там пирог в духовке. 

И леди легко, словно молодая, разворачивается и идет в кухню, а я за ней. Там я присаживаюсь за стол, убранный белой вязаной скатертью ручной работы. Красиво и не практично. Это же сколько труда потом стирать эту скатерть руками, аккуратно крахмалить, нежно сушить, чтоб не потянулась. Миссис Эркарт, заметив мой задумчивый взгляд говорит:

— Мистер Эркарт любил эту скатерть, всегда просил украсить стол в воскресенье и на праздники именно нею. И если приходили гости, рассказывал, что это я связала, показывал тонкие нити, обсуждал сложность узора. Смущал меня этим ужасно. Я потом как-то сделала ему замечание и попросила больше так не делать, а он мне знаете что ответил?

Я отрицательно покачала головой, завороженная молодым блеском глаз этой женщины и ее светлым выражением лица.

— Он сказал: “Рози, я горжусь тобой и твоими способностями. Пусть все знают, какие у тебя золотые руки и душа!” Вот такой он был, мой мистер Эркарт. 

И столько любви в этой ее короткой истории, столько светлой печали, что у меня невольно на глаза набегают слезы. 

— Деточка, я вас расстроила? - спрашивает хозяйка дома, доставая яркими прихватками, в виде клубничек, пирог из духовки. 

— Нет, что вы. Я не расстроилась, просто немного расчувствовалась - улыбаюсь ей и получаю в ответ добрую улыбку.

— А, ну это полезно. Значит ваша душа еще не зачерствела в нашей повседневной жизни. Умоется слезами и еще чище станет. Так моя мама говорила, да упокоит Господь ее душу.

Хозяйка ставит передо мной белое блюдце с золотистой каймой, кладет на него огромный кусок душистого горячего пирога. Сверху, прямо в блюдце, посыпает его сахарной пудрой. Рядом ставит чашку с чаем. Пахнет травами и мятой. И, вроде, лето стоит жаркое, а здесь, в прохладном доме, просто до одури хочется ароматного горячего пирога. Вот прям сразу в рот, чтобы жевать и выдыхать пар ртом, обжигая язык. 

Так и делаю, как в детстве, и так же, как тогда бабушка, так сейчас миссис Эркарт улыбается доброй улыбкой и смотрит на меня, как на маленькую и глупенькую, но не осуждая, а с пониманием и добродушием. 

На какое-то время разговор затихает, мы заняты поеданием вкусняшки. Потом долго и со смаком пьем чай, болтая о погоде и аномальной жаре, мужчинах и женщинах, прошлой жизни и настоящей. 

Так как-то незаметно, проходит большая часть дня. Совершенно случайно, подняв глаза на стену, я вижу, что уже три часа пополудни. После вкусной еды и сентиментальной беседы мне становится даже жалко того проходимца, что лежит сейчас у меня в спальне. Поэтому я спешно прощаюсь, сажусь на велик и решаю ехать домой, вместо магазина. Продукты еще есть, причем в немалом количестве, поэтому спешно ехать в продовольственный супермаркет резону нет. 

Еще на подъезде к дому былая решительность причинять всем добро как-то незаметно выветривается. Вот честно, вообще не хочется к нему идти, но переборов себя, ставлю велик в сарай и захожу в дом. 

И первое, что я вижу - разбросанные везде вещи. Что происходит? Осматриваюсь и замечаю его. Он вальяжно развалился на диване, засыпав все вокруг крошками хлеба, откусывает зубами прямо с целого куска и ест! На мой приход реагирует только поднятием брови.