Я молчала. Мне нечего было сказать. Во всяком случае, пока.
— С ребенком ты не сможешь преподавать, а я не потяну и семью, и квартиру, понимаешь?
Я не стала кивать.
— Жить год отдельно в квартире, где нет комнаты, которую ты так хотела, а потом переехать обратно к нам, глупо… Как понимаю, ты пока ничего не подписала…
— Я подписала, — солгала я. — Я подписала контракт на год, но сказала, что мне хотелось бы жить здесь и дальше.
Ход мыслей Марины Александровны понятен. Пошла в ход тяжелая артиллерия. Я так никогда и не научусь понимать, где его собственные мысли, а где мамины. Она начала кампанию против кота, чтобы он не приехал к ней вместе с нами. Завтра она начнет пугать сынка токсоплазмозом у беременных! Или что там они, бедные, от кошек якобы получают…
— Пока ты не платишь, можно отказаться. Ну или заплатить им неустойку какую-то…
Я вскочила, скинув руку Вадима, и встала напротив него в боевую позу.
— Я живу в этой квартире и точка! Ты можешь выбрать — жить со мной и смириться с тем, что нам придется отстегивать за жилье. Или…
Я не закончила фразу. Язык не поворачивался сказать то, отчего отрекалось сердце. Вадим не может променять меня на лишние пятнадцать штук… Но Вадим уже поймал «воробья». Заговорил быстро, хотя и остался сидеть.
— То есть, если я уйду, ты даже плакать не будешь?
Я молчала. Слезы были. Но пока только в груди. И я не хотела показывать их ему.
— То есть квартира тебе дороже меня…
— Нет! — закричала я. — Нет, дурак ты такой! Как ты не понимаешь, что я не тот человек, который может жить со свекровью, какой бы распрекрасной она ни была. Не могу и не хочу! Ты хочешь меня переделать? Мне двадцать восемь!
— Вот именно. Тебе двадцать восемь. У твоей сестры уже двое детей.
— Вот как?! — я сунула руки в карманы джинсов, поняв что они дрожат. — Что-то месяц назад ты и не думал заводить со мной детей. Что изменилось?
— А то, что ты решила больше со мной не встречаться, а жить. А это подразумевает под собой детей тоже. Не только котов!
— Знаешь, дети ведь тоже орут по ночам.
— Так это дети! Тут хоть понимаешь, ради чего страдаешь. А твой кот?
— То есть ты кота уже не хочешь? После одного дня? Ты «Маленького принца» не читал? Мы в ответе за тех, кого приручили.
— Мы не приручили этого кота. Мы ему вообще нафиг не сдались.
— А некоторым детям и родители нафиг не сдались потом…
Вадим промолчал. И вообще отвернулся.
— Мы так ни к чему не придем, — буркнул он, глядя в черный экран телевизора. — Ложись спать. И пусть эта тварь только попробует гавкнуть ночью…
— Коты мяукают…
Хотя наш Чихуня, может, и гавкает… Я вернулась на кухню, выбросила корм в мусорное ведро, вымыла миску и насыпала сухого корма, чтобы Вадим с утра не бросился подсчитывать кошачий бюджет.
P.S. Дорогие читатели! Мы с Чихуней будем рады, если вы поддержите нашу историю лайками, репостами и комментариями. Спасибо! Мур-мур:)
18. Глава 18: Осетрина второй свежести и веселая новость
К разговору о квартире и детях мы не возвращались до самых выходных. Наверное, потому что за квартиру ни один из нас не отстегивал заработанное непосильным трудом бабло, и хозяева вообще никак не напоминали о себе. Ни одной эсэмэски от Романа я не получила и даже проверила, не занесла ли его случайно в черный список. Нет, он выжидал. Чего-то. Что касается детей, то заделать их у нас все равно бы не получилось — Чихуня был против внебрачных отношений.
Мы с Вадимом подулись друг на друга целый длинный день, а потом природа взяла свое. Он ни слова не сказал против пельменей и бублика к чаю, и я была не против получить от него то, ради чего женщины заводят себе мужчин. Но в самый ответственный момент Чихуня просунул под одеяло морду и промяукал резонный вопрос: «А чем это вы тут занимаетесь?» И, не получив, должно быть, вразумительного ответа, повторил вопрос раза три, пока Вадим, теперь уже за шкирку, не вынес кота в коридор. В нашу закрытую дверь Чихуня не стал скрестись. Он вернулся под бабкину дверь, и минут через пятнадцать мы оба уже готовы были рыдать, слушая мерное поскребывание. Спали ли мы в ту ночь хотя бы пять минут, не помню.