— Что такое? — тревожно глянула я на него.

— Пропранолол внутривенно, — игнорировал он меня.

— Сейчас принесу, — кивнула женщина, растерянно застыв с букетом присосок в руках.

— Я справлюсь, ищите, — раздраженно процедил ей Князев.

Медсестра оставила все на кушетке и вышла, а он снова приложил горячие пальцы к вене на моей шее.

Я сцепила зубы, переводя взгляд в потолок. Стало холодно, соски затвердели, и я все никак не могла дышать спокойнее, чтобы грудь перестала метаться туда-сюда. Князев отказывался способствовать улучшению моего самочувствия. Поднялся и принялся подворачивать мои брюки. При этом то ли мне казалось, то ли он и правда делал это заботливо.

Когда меня опутали провода кардиографа, я прикрыла глаза. Сердце все еще колотилось, но плохо мне уже не было. Я будто смирилась и расслабилась. Ну а что тут уже поделать? Нет, можно порадоваться, что Князев — не гинеколог, а у меня не прихватило при нем бок в середине цикла овуляции, как это бывало временами. Это все бы точно показалось ерундой и легким флиртом, а вот там бы у меня точно случился самый позорный секс в жизни!

С губ сорвался смешок.

— И что тебя так развеселило? — усмехнулся он рядом.

Послышался треск перфорированной бумаги, и я открыла глаза. Князеву было не до смеха — уж слишком сурово он хмурился на результаты кардиограммы.

— Вы скажете все же, сколько мне жить осталось?

— Смотря как жить будете, Яна Анатольевна, — отложил он кардиограмму. — Если в том же духе, то приятного будет мало. Диагноз ваш неверный. Никакой кардиомиопатии у вас не было. Но есть другой диагноз. Я распишу вам дополнительное обследование…

И он нацепил стетоскоп на уши и принялся слушать сердце, а я так и замерла, боясь пошевелиться. Пялилась, как он смотрит невидящим взглядом куда-то мимо…

— А сейчас задержи дыхание, как ты это умеешь, — быстро глянул он мне в глаза.

И больше не отвел взгляда. А мне вдруг резко стало жарко. Я не решалась ни моргнуть, ни вздохнуть — смотрела в его глаза и… беспомощно осознавала, что он меня возбуждает. Все в нем возбуждает: взгляд, собранность, профессионализм, напряжение и даже какая-то усталость. Он умудрялся одновременно выглядеть профессионально и сногсшибательно.

— Мне нужен отпуск, — хрипло выдохнула я.

— Тш, — качнул он головой неодобрительно и опустил взгляд на часы на запястье.

Но тут послышались отголоски какой-то потасовки в коридоре, и к нам, ругаясь, вошел Павел Петрович.

— Чтоб их всех тут! Пропранолол!

Хорошо, Князев сидел так, что меня с грудью за его широкой спиной было не видно.

— Спасибо, — глянул он на руководство. — Положите на стол.

— Ну как она?

— Я расскажу, если дадите закончить, — на удивление спокойно отреагировал Князев и отвел взгляд от часов. А когда за Павлом Петровичем закрылись двери, отодвинулся от меня: — Можешь одеваться.

4. Глава 3

Ноги тряслись. Руки — тоже…

Отпуск ей нужен?

Пожалуй.

Но только со мной.

Реакция у нее на меня хорошая, правильная — пахнет так, что с ума сойти можно.

Я вышел из смотровой, украдкой вытирая пот с висков, и наткнулся на главврача в комнате ожидания.

— Где тут у вас можно кофе выпить? — выдавил я хрипло.

— Пойдемте, — повел рукой тот, — в кабинете как раз обсудим…

— Я попросил кофе, — едва не зарычал я. — Мне нужна пара десятков минут проверить входящие. А потом я буду готов обсуждать с вами все, что нужно.

— Хорошо, Игорь Андреевич, — закивал тот раздражающе спокойно.

Как же его? Павел... черт... пришлось сощуриться мельком на его бедже. Павел Петрович Розмух. Хороший, кстати, хирург. Был. Пока не выбрал должность главы этой клиники.