Кадриль закончилась, и началась полька – последний танец перед обещанным новому знакомому медленным вальсом. Точнее, не «новому знакомому», а Сурину…

Чувствуя себя не в силах беззаботно порхать по паркету, Александра извинилась перед кавалером и отступила к стене, где стояли ее мать и другие не танцующие дамы. Как она жалела, что не рассказала о своем «загадочном незнакомце» Даше! Подруга могла бы поддержать ее в сложной ситуации. Но теперь это было невозможно, потому что пришлось бы рассказывать все с самого начала, а на это не оставалось времени.

Александра украдкой взглянула на Сурина. Сейчас он беседовал с одним из губернских чиновников и его молодой женой. В сердце Александры шевельнулась надежда. Быть может, Сурин не вспомнит, что следующий вальс он должен танцевать с ней, и пригласит на него ту женщину? Это было бы ужасно невежливо по отношению к самой Александре, но в сложившихся обстоятельствах она бы не оскорбилась, а только обрадовалась. И в самом деле, ведь это будет скандал, если Сурин будет танцевать свой самый первый танец с ней! Да и как он сможет пригласить ее, если они не представлены друг другу официально?

«А мазурка?» – испуганно вспомнила девушка. Про мазурку Сурин уж точно не должен забыть или перепутать этот танец с другим. Но на каком основании он может пригласить на главный танец бала именно ее? Ведь она не дочка или жена какого-нибудь важного чиновника!

«Зато я дочка его бывших хозяев, – с горечью подумала Александра. – Людей, которые когда-то позволяли себе обращаться с ним, как с бесчувственной вещью. И именно по этой причине он хочет танцевать мазурку со мной. Это не честь для меня, а наказание… за родительские грехи!»

Внезапно маменька стиснула ее руку:

– Дорогая, я сейчас упаду в обморок… Мне кажется, этот ужасный Сурин идет прямо к нам!

Александра вскинула голову и почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. Маменька не ошиблась: Сурин шел прямо к ним. Его сопровождал князь Геннадий Львович Кропоткин – тот самый важный чиновник, с которым он беседовал пару минут назад, когда Александра на них смотрела. Пока она собиралась с мыслями и призывала на помощь самообладание, мужчины подошли и остановились напротив.

Кропоткин любезно поздоровался с Бахметьевыми и представил им Сурина. Потом смущенно посмотрел на Любовь Даниловну и сказал:

– А теперь, сударыня, позвольте мне откланяться. Думаю, вам, как добрым старым знакомым, будет лучше беседовать без посторонних. – И, не успела испуганная Любовь Даниловна возразить, как князь испарился.

Не зная, что делать, Бахметьева беспомощно взглянула на дочь. Собрав остатки мужества, Александра хотела начать с Суриным любезную светскую беседу, но он опередил ее.

– Боже, Любовь Даниловна, – проговорил он с открытой, дружелюбной улыбкой, – мне даже не верится, что прошло целых двенадцать лет! Должен сказать, вы почти не изменились за эти годы: я узнал вас сразу, как только вошел в зал.

– Неужели? – пробормотала она, вспыхнув от смущения. – Что ж, мне очень приятно…

– Нет, в самом деле, такое впечатление, что пролетевшие годы даже не коснулись вашей романтической красоты, – бойко продолжал Сурин. – Ну, разве что самую чуточку… А вот вашу дочь я бы ни за что не узнал! Подумать, в какую ослепительную красавицу превратился тот капризный ребенок, из-за которого у меня когда-то были неприятности с вашей строгой свекровью!

Любовь Даниловна еще больше смутилась и покраснела.

– Право же, господин Сурин, мне так совестно вспоминать… о наших былых недоразумениях.