- Сиди, Малинка, - смеется Гарик, - я с тебя потом за каждую пощечину спрошу дополнительно. 
Лапа на моей талии все тяжелеет, сил бороться катастрофически мало, ужас заволакивает голову. 

Я понимаю, что в ловушке, в жуткой ловушке, из которой просто так не выбраться!

3. Принц на белом... то есть, черном байке

- Че у тебя там в телефоне, Малинка? Музон есть нормальный? – Гарик забирает мой телефон, буквально силой разжимая побелевшие пальцы, а я только выдыхаю взволнованно и огорченно. Не удалось мне его незаметно достать, отправить бабушке дозвон…

Последняя надежда пропадает. 

Смотрю перед собой, стараясь быть как можно дальше от Гарика и его смрадного дыхания. Но это невозможно сделать, потому что он так и не отпускает меня, держит у себя на коленях, как кошку! И лапает! 

Лапает, не давай времени прийти в себя, принять правильное решение! Не могу я думать, когда вот так, бесцеремонно… Не могу найти выход! 
Только животное что-то пробуждается, инстинкт жертвы – бежать, вырываться, сопротивляться! 

Оглядываюсь в панике вокруг, скольжу по лицам парней и девчонок, сидящих здесь. Надеюсь найти хоть в ком-то поддержку. И не нахожу!

У парней откровенно тупые и похабные взгляды, а девчонки… Одна из них – васильевская, занята только своим парнем, ей вообще плевать на происходящее, а Варька… Варька смотрит злобно и завистливо. Ее саму в этот момент обнимает тот самый парень, что первым схватил меня, и, похоже, ей такой расклад совершенно не нравится. 

Она недовольна тем, что Гарик предпочел меня ей. Я настойчиво и умоляюще смотрю в глаза своей якобы приятельнице, пытаюсь донести, что мне не нужен ее Гарик! Господи, мне вообще никто не нужен! 
Я не хочу здесь быть! 
Я домой хочу, к бабушке!

Но Варька, поймав мой, полный слез и мольбы взгляд, неожиданно кривится презрительно и отворачивается. 
Сердце в этот момент просто перестает стучать, и предательство до такой степени жутко и обидно, что я закрываю глаза и плачу. 

- Эй, ты чего ноешь, Малинка? – Гарик отвлекается от разговора с соседом, начинает меня лапать интенсивней, забирается за пояс джинсов, и я , умирая от омерзения, смешанного со стыдом, бьюсь в его руках, - да чего ты? 

Он удивляется, а затем вытаскивает руку из моего белья, хватает за подбородок  и присасывается к губам. 
Мерзко, противно елозит вонючим языком внутри, вызывая только рвотные позывы,  я изо всех сил цепляюсь за его шею, вгоняю ногти в толстую шкуру.

- Ого! – отрывается он от моих губ, взгляд дурной, бешеный, - вот это да! А ты горячая, а? 

Вокруг нас улюлюкают, орут, говорят какие-то гнусности его друзья, и никто, никто не видит моих слез, моих попыток прекратить это, спастись! 
Ощущение полнейшей безнаказанности этих тварей  и своей беспомощности, ущербности накатывает  мощно и лишает сил. 
Мне ведь и в самом деле никто не поможет. И этот ублюдок совершенно спокойно сделает со мной все, что ему захочется. 
И не важно, что потом он за это ответит ( не факт, кстати). 
Не важно. 
Важно, что я этого не переживу. Точно не переживу. Просто не буду уже такой, какая сейчас. Другой буду. 

- А ну пошли, - Гарик встает, хватает меня за руку и, никак не реагируя на мое сопротивление, тащит по тропинке куда-то в сторону речки. 

Мы уходим, провожаемые мерзкими комментариями и пожеланиями. 

Я все еще пытаюсь выдрать руку из его клешни, но добиваюсь только того, что он останавливается и… Несильно, но чувствительно бьет меня по щеке!

- Засохни, сучка, а то прямо при всех выебу, - злобно говорит Гарик и опять целует в губы.