Мужчина прошёл к столику в самом центре ресторана и, о, надо же! опустил меня, а не сбросил как мешок с дерьм… картошкой, и сам усадил меня в мягкое кресло. Я сделала морду кирпичом, словно всё отлично и так было задумано. Пальцами провела по волосам. Наверное, выгляжу как баба Яга. Да и пофиг.

Апрель тем временем, опустился в кресло напротив и щёлкнул пальцами.

Я покрутила головой.

Интерьер бара-ресторана был схож с винным погребом: неяркий свет люстр, поблёскивавших мутным хрусталём; обшарпанные столы из дуба; картины-портреты, висящие на стенах из красного кирпича; черно-белый плиточный пол. Тёмные аксессуары, камин в дальнем конце бара и кресла рядом; опрятно одетые официанты и бармен, с медитативным выражение на лице натирающий бокалы. Единственный индивид, который не обращает на нашу пару внимания.

Рассмотреть гостей не удалось, к нам подошёл официант.

Я моргнула, чтобы понять, видится мне или парень реально – не человек?

Хотя, Апрель ведь тоже не человек.

Кстати, а кто он тогда? Ну не Божество же?

Перед нами стоял высокий изящный молодой человек, с правильными чертами лица, янтарными глазами с вытянутым зрачком и красиво очерченными, густыми тёмными бровями. Губы были странные – очень тонкие.

Глаза… Его глаза…

— Люк, мне как обычно. Бутылку креплёного вина и два бокала, — распорядился Апрель.

Потом посмотрел на меня, тяжело вздохнул и добавил к заказу нарочито громко:

— Моей даме сердца – десяток котлет, к ним – большую миску винегрета, капустный пирог, лоток с заливной рыбой, заячьи почки, куропаток на вертеле. Десерт закажем позже.

Парень со змеиными глазами очень-очень быстро всё записал, кивнул, заинтересованно взглянул на меня и был таков.

Я уставилась на Апреля, широко распахнув глаза.

— Наша «любовь» уже началась, — шепнул мне мужчина. — Поешь, пожалуйста, без спектаклей.

Я проглотила рвущиеся с языка колкости и язвительности, расплылась в широченной улыбке и пропела:

— Милый мой, а не рехнулся ли ты, заказав одной мне так много блюд?

— Сердце моё, я забочусь о твоём организме. Мне хочется, чтобы любовь всей моей жизни не знала голода и холода, — парировал Апрель.

Наступил тот самый момент, когда «любовь всей жизни» должна томно склониться к мужчине, коснуться его ладони и, потупив взор, понести какую-нибудь чушь о любви.

Едва сдержалась, чтобы не скривиться от приторных речей Апреля. Слишком сладко – как сахар с сиропом.

— Подобные возлияния навредят моей фигуре, — строго проговорила я. Краем глаза заметила, что нас с интересом слушают. Вот же засада.

— Но… я как всегда поделюсь остатками еды с теми, кто не может позволить себе сытно поесть, — пропела я соловушкой.

Апрель сузил глаза.

— Моя невеста дерзкая девчонка. Совсем меня не боится, — прошептал он, потёр подбородок и добавил: — Видимо, я где‑то промахнулся.

— Точно! В нашей спальне несколько минут назад… ты сильно промахнулся, — не смогла не уколоть его.

Кто-то из посетителей явно поперхнулся.

Апрель потемнел лицом.

А я гордо задрала подбородок, словно приготовившись броситься в бой.

— Не переживай, я наверстаю свой… промах, — прошипел Апрель и его губы расплылись в многообещающей улыбке.

Вернулся странный молчаливый официант, поставил на стол два удивительной красоты бокала, тёмную бутылку вина. Немного плеснул практически чёрного и тягучего напитка в один бокал и протянул его Апрелю.

Мужчина сначала втянул запах вина, потом пригубил, покатал его на языке и проглотил. Кивнул и сказал:

— Великолепно, Люк.

Люк наполнил наши бокалы и снова удалился.

— Этот официант… не разговаривает? — спросила Апреля.