Оказавшись в комнате, она забралась на подоконник, схватив косметичку. Нужно было успокоиться, собраться с мыслями.

С Машкой всё понятно. Серая мышь без собственного мнения. Но вот Валька. С этой дикаркой нужно что-то делать. Строить из себя её подружку теперь бессмысленно. Да и желания не было. Алла посмотрела на унылые стены, которые не спасали даже развешенные плакаты с «Иванушками». В этих однотипных стенах, с одними и теми же покрывалами в каждой комнате. Как здесь стать личностью? Когда малейший шаг в сторону – и ты изгой. Алла физически ощущала, как давят на неё эти стены, эти люди. Она рождена для большего. А ей всё пытаются подрезать крылья, сделать такой, как все эти неудачники, волочащие серую, «как у всех» жизнь.

– Чёрта с два! – вслух ответила она невидимым оппонентам и достала щипчики из косметички.

В комнату, без стука, влетела Галка из двести пятой. С пакетом на голове и миской в руке.

– У кого волосы короткие? – взволнованно выпалила она, но с разочарованием поняла, что здесь таких нет. Алла слегка поморщилась.

– Ну приветики.

– А, да. Привет.

– Это что за фигня?

– Это хна. На мою длину много оказалось – умоляюще смотрела девочка. – Я не могу её выкинуть. Ладно, пошла дальше искать.

Алла оторвала взгляд от зеркала и посмотрела на Галю. Потом, хмыкнув, глянула снова в зеркало. В голове отчётливо звучал собственный голос, умоляющий маму состричь ей волосы.

– Стой, – она спрыгнула с подоконника и подошла к незваной гостье. – А кто у нас на этаже на парикмахера учится?

– Да много кто, – непонимающе пожала плечами

Галя. ‐ А что?

– Кто-то сказал, что хочешь изменить мир – начни с себя.

– Конфуций, – буркнула Галя.

– По фиг, – Алла заглянула в чашку с краской. – Не прокиснет?

– Только не говори, что… – Галя удивлённо уставилась на рыжую шевелюру.

– Ты даже не представляешь, как давно я об этом мечтала.

С довольным видом, она прошла мимо Гали. И из коридора послышался громкий, уверенный голос:

– Кто у нас парикмахер, девчонки? Я готова на эксперименты.

Галя постояла в недоумении ещё несколько секунд, непонимающе тряхнула головой и вышла.

***

– Это слишком жестоко, – наклонившись, прошептала Маша, когда Алла убежала из столовой.

– Ну иди, пожалей, – с вызовом бросила Валя. – Какого чёрта ты здесь сидишь, со мной? Ты же у нас вся такая правильная. Беги, жалей не заслуженно униженных.

– Если ты хотела её проучить, то можно было это сделать не прилюдно.

– Серьёзно? А ей ты это же говорила? – Валя оттолкнула от себя тарелку. – Когда она на виду у всех с этим козлом целовалась?

Не дожидаясь ответа, она схватила поднос и направилась прочь от стола, оставив Машу наедине со своим смятением. Ей сложно было понять и Валю, и Аллу. Было жалко обеих. Но она и не понимала их. Зачем отвечать болью на боль? Почему нельзя протянуть руку и простить? Каждая из них сделала глупость.

Как жить им троим на этих восемнадцати квадратах, если там на каждый метр такая концентрация негатива друг к другу? Маше хотелось закрыть глаза, досчитать до десяти. И открыв, увидеть, что она дома, в мягкой постели, а на столе ещё тёплое молоко с пенкой.

Но вокруг галдели студенты, толкали друг друга, громко смеялись. И уже никому не было дела ни до Вали, ни до Аллы. И уж тем более, никто не заметил, как вышла из столовой худенькая, с тонкими косичками и слегка сутулая, девочка Маша. Хотя, вряд ли кто-то помнил, как звали эту тихоню.

Мечты Маши исполнились этим же вечером. Но немного не так, как ей хотелось бы.

В общежитии решили устроить показательный суд, который назывался собранием. Девочек выставили перед всеми и начали обсуждать их недостойное поведение. Аллу было не узнать: короткое каре насыщенного медного цвета вместо недавней светло-рыжей густой копны волос. Даже сейчас всё внимание было устремлено на неё. Только в этот раз Алла совсем не была рада этому.