Спать не хотелось. И страшно было в темноте. Дома она никогда не спала без света. Или огарок свечи горел всю ночь или луна освещала комнату, или огонь в камине. А тут было так темно, что хоть глаз выколи. И только на кухне светился маленький огонёк.
Юлла встала и осторожно, на мысочках, стараясь не шуметь, вышла из комнаты. На кухне догорал огарок свечи в грубом железном подсвечнике. А в углу у печи возился урод горбун. Юлла видела в неверном свете свечи, как он устраивал себе…что? Кровать?
Вот он бросил какие-то тряпки на кучу в углу чего-то странно похожего на солому, примял эти тряпки рукой. Потом тяжело вздохнул и улёгся, словно проверяя новую кровать. Юлла видела, как тяжело ему было даже присесть. Словно он весь был сделан из железных шарниров, что заржавели и никак не хотели сгибаться.
Она, как завороженная наблюдала за ним, сама не зная, зачем. Пытаясь понять, почему он отдал ей свою кровать и пропустила момент, когда он встал, чтобы задуть свечу. Повернулся и увидел её. Тут же вернулись все страхи. Показалось, что он хочет шагнуть к ней. Юлла пискнула от страха и бросилась в комнату, улеглась на кровать, укуталась с головой в одеяло. Сердце стучало как у зайчонка. Она всё боялась расслышать в темноте тяжёлые шаркающие шаги. И жалела только, что в комнате не было двери, хотя можно подумать она помешала бы. От ужаса перехватывало дыхание. Но никто так и не пришёл. И напуганная и уставшая от переживаний она всё-таки задремала.
Пико
Мотылёк. Он так в мыслях звал девушку, потому что не знал её имени. Она боялась его. Его все боялись. А он не знал, как себя вести с ней. Хотел только одного – чтобы этот мотылёк как можно дольше не улетал из его берлоги.
Постель из старых тряпок и соломы была неудобной. От неё наутро сильнее обычного разболелась спина. Надо бы сколотить ещё одну кровать. Благо было из чего. А ещё Пико вдруг понял, на что обменяет шкурки в этот раз. Попросит у охотников одеяло и подушку. Негоже такой красивой девушке спать под старой тряпкой, которую он по привычке называл одеялом.
Утром он как обычно поставил кашу на стол. Обычная каша, которая лишь утоляла голод и ничего больше. Но он привык. Да, и, пожалуй, не знал другой жизни. Поставил снова тарелки за стол. Девушка ещё спала. Он видел, как она свернулась клубочком на его кровати. И даже мимо проходил, стараясь не дышать. Казалось, что он своим грубым дыханием может нарушить её сон.
За окном шёл дождь. Начался вчера, да так и лил стеной. И ветер шумел, шуршал ветками деревьев, обрывая с них последнюю листву. А значит сегодня он к охотникам не выберется. А там, глядишь, и снег пойдёт. Пико любил снег. Он скрывал всю грязь и уродство, что было в этом мире. И иногда он мечтал, что и его уродство однажды укроет снег своим покровом, спрячет от глаз людских. Он никогда не думал о том, что было бы, если бы он родился другим, таким как все. Что толку в этих мыслях? Они всё равно не могут ему помочь.
Девушка зашевелилась, потом встала с кровати. Он следил за ней краем глаза, не мог оторваться. А она словно не понимая, где находится, осмотрелась, потрясла головой, будто прогоняя нехороший сон. А потом тяжело вздохнула. И ему стало от этого больно. Он не хотел, чтобы она, такая красивая, печалилась.
– Иди есть, – позвал он её. И снова, чтобы не напугать, встал и отошёл от стола, к печи, повернувшись к ней спиной. Пусть ест. Он не будет смотреть на неё.
Он слышал, как она поела, как отложила тарелку. Невольно ловил каждый звук. Повернулся и похромал к ней. Девушка отшатнулась.