Но однажды у меня дома случился аврал. То есть, ребята, которые до того уговаривали взять «на комиссию»:
– Христа ради, продай за любые деньги! – и ровно через два дня завели другую песню:
– Срочно гони наши иконы или бабки!
Корреспонденты приперлись прямо с утра и устроили целую канитель с нытьем и даже угрозами! Пришлось мне тащиться в дипломатический дом за иконами.
Поехала я к господину Мбонимпа. По дороге вызвонила Дока. Он приехал через полчаса после меня. Док стал выяснять по телефону у Атташе, где находится товар. Оказалось, что весь товар находится в сейфе-шкафу, но открыть мы не сможем, ключа в доме нет. Нужно было ждать его к вечеру.
Мы приняли решение попытаться отсрочить до завтра.
Я отправила Дока на передовую, к Наташке. Хотя из Наташки, кроме большой кучи дерьма и поносного трепа, больше ничего не вытрясешь, но в доме было много товара…
Прошел час. Звонок. Нежный – откуда только взялся! – Наташкин голосок многозначительно поинтересовался, какой номер она набрала? Все ясно. Док уже там и будет ждать меня до победы. Значит, с этими козлами не получилось договориться. А на улице, между прочим, была зима и снегу по колено. Вдоль дипдома шла дорога, по которой ездили машины, а от самого дома, наискосок, к жилым домам напротив и между ними, змеилась узенькая тропинка, позволяющая пройти напрямую к проспекту Вернадского и сократить путь до автобусной остановки.
Вдруг, о счастье, пришла сестра Атташе, молодая беременная негритяночка, и с ключом! Я ей на тарабарском языке объяснила, какая катастрофа надвинулась на меня. Она все поняла, головой закивала. Мы с ней открыли сейф-шкаф и добыли оттуда один чемодан с этими самыми иконами. Чемодан был «от мадам», назывался «мечта оккупанта», и поднять его можно было только вдвоем.
Чемодан стоял посреди комнаты, незыблемо, как монгольский истукан, а мы на него смотрели. Я понимала, что нам придется ждать Атташе. Я и эта пигалица, которую можно было целиком погрузить в чемодан.
И вдруг она выдает мне тонюсеньким голосенком:
– Каласо, я гатова тассить цимадан на улиса!!!
Я пыталась ей объяснить, что чемодан называется «мечта оккупанта»!
Но она качала головой, как китайский болванчик, и повторяла:
– Карасо. Я панису цимадан.
Обстоятельства заставляли меня согласиться.
Мы разработали маршрут ее движения, стоя перед окном:
– Ты должна донести этот чемодан до ближайшего жилого дома, который стоит напротив, а я у тебя его там заберу. Но мы не должны с тобой встретиться около чемодана. Поняла? Иначе, сушите сухари, мадам…
– Паняля, – выдало мне это черное чудо и закивало головой.
До лифта мы тащили «мечту» вдвоем, в лифт я ее погрузила, но как она ЭТО потащит по улице и до подъезда, большо-о-о-ой вопрос!
Я стояла у окна. На улице совсем смеркалось. Из подъезда дома выползла маленькая негритяночка, где-то даже миниатюрная, с огромным животом и таким же огромным чемоданом и потащила его по дороге. С двенадцатого этажа он смотрелся еще громаднее, а она еще миниатюрнее. Двойная беременность. И вдруг я увидела, что она его не по утоптанной дороге потащила, а по самой узенькой тропиночке-траншее. Вместо тропинки за ней стала образовываться широкая вспаханно-утрамбованная дорога для грузовика! А она со скоростью один километр в час, стала с трудом преодолевать это девственно-голубоватое, в вечерних сумерках, снежное пространство.
Прохожие оглядывались с удивлением, но никто не предлагал ей помощи, потому что она тащила этот проклятый чемодан с упорством, и не поднимая головы. Из будки вышел мент и стал с интересом наблюдать сие происшествие. Что можно положить в такой чемодан кроме трупа? Но он вдруг развернулся и пошел в будку.