Поясним, что взору голландца предстал уже новый царский дворец, построенный летом 1702 года взамен изветшавшего старого. Художник стал свидетелем и одного важнейшего события в жизни Измайлова – освящения этого дворца. Знаем мы и дату, когда произошло это событие – 19 декабря. В этот день Корнелис де Брюйн отправился в Измайлово чтобы показать написанные им парадные портреты петровских племянниц царице Прасковье Федоровне:

«Это был день, в который освящали новый дворец, прежде чем двор войдет в него. Доложивши о себе, я получил приказание подождать в первом покое, где я нашел множество придворных девиц. Пол устлан был сеном в этом покое, и в правой стороне его находился большой стол, уставленный большими и малыми хлебами, и на некоторых из сих хлебов лежали пригоршни соли, а на других – серебряные солонки, полные соли. По обычаю русских, родственники и знаемые тех, которые переезжали в новый дом, как бы посвящали его некоторым образом солью, и даже в продолжение нескольких дней сряду. Это приношение соли и хлеба было в то же время знаком всякого успеха, желаемого новым жильцам, желания, чтобы они никогда не нуждались ни в каких необходимых для жизни вещах. Даже тогда, когда русские переменяют жилище, то они оставляют на полу в том доме, из которого выезжают, сено и хлеб, как бы в знак благословений, которые они желают тем, которые будут жить в этом доме после них. Стены покоя, в котором я находился в ожидании, украшены были над дверями и окнами семнадцатью различными изображениями греческого письма, на которых были представлены важнейшие святые русских, которых они обыкновенно помещают в первом покое. Это, впрочем, не мешает, чтобы изображения эти находились и в других внутренних покоях».

А вот как происходило само освящение измайловского дворца: «Брат царицы (Василий Федорович Салтыков, кравчий Петра I – А.В.) стоял у входа второго покоя вместе со многими другими господами и несколькими священниками, которые, также стоя, держали в руках книги и пели духовные песнопения. Царица, окруженная несколькими боярынями, находилась в третьем покое во все время богослужения, продолжавшегося добрых полчаса. Когда служба кончилась, меня провели в один обширный покой обождать там, куда вскоре вошла и эта государыня, которой я пожелал всякого благополучия через переводчика, бывшего подле меня. Она взяла меня за руку и сказала: «Я желаю показать тебе несколько покоев», – с такой очаровательною добротой, какой я никогда не замечал в особе ее сана. Затем она приказала одной придворной девице налить мне небольшую золотую чарку водки, которую и подала мне сама, сделав мне затем честь, дозволив поцеловать ее руку, чего удостоили меня и молодые княжны, бывшие также здесь. После этого царица отпустила меня, приказав явиться к ней через три дня; затем я и удалился. Так как приближался праздник Рождества Христова, то я принял смелость поднести в дар царице сделанное мною изображение рождества Иисуса Христа и несколько четок, вывезенных мною из Иерусалима, и я просил ее принять то и другое вместо хлеба и соли. (Я тоже поднес четки и молодым великим княжнам.) Она, казалось, была очень довольна и отблагодарила меня, сделав же, в свою очередь, мне дорогой подарок – перстень, а четки для молодых княжен приказала мне самому отнести к княжнам. Я нашел этих последних за столом в другой комнате, где я и вручил им свой подарок и возвратился потом опять в покой царицы. Одна из княжен пришла туда же вслед за мной и поднесла мне небольшую чарку водки, а потом и большой стакан вина, после чего я удалился, нижайше отблагодарив их».