Князь Бубликов (с достоинством). Извините, Маремьяна Сергеевна, вы изволите ошибаться: у графа Троекурова и теперь еще две тысячи душ.

Тетушка. И их, батюшка, променяет на табакерки да на всякие другие редкости; а как примется заводить картинную галерею, так и женино-то именье побоку!.. А все ведь из любви к художеству. Вот изволите видеть – знаток, батюшка!.. В Риме был, папу видел – дурак этакий!

Княжна Горенская. Вы, ма тант, слишком уж строго судите графа! Я познакомилась с ним в Карлсбаде, и, уверяю вас, он очень любезный и милый человек.

Черново-Сусальская. Я, по крайней мере, ничего дурного о нем не слышала, и если он понравится Эме…

Барашев (покачиваясь в своих креслах). Ну, это несколько трудно: Эме восемнадцать лет, а ему под пятьдесят…

Черново-Сусальская. Так что ж? Разве муж и жена должны быть ровесники?

Маргарита Степановна. О нет, – разница в годах должна быть! Разумеется, какой-нибудь мальчишка… вот, например, Александр, – ну, конечно, какой это муж!

Княжна Горенская. О, я знаю мужчин не только за сорок лет, но даже за пятьдесят, которые так милы!..

Черново-Сусальская. По мне, муж должен быть, по крайней мере, вдвое старее своей жены.

Тетушка (постукивая двумя пальцами по своей табакерке). Право?.. Так ты бы, мать моя, выдала за этого графа свою Зеничку

Черново-Сусальская (вспыхнув). Позвольте, Маремьяна Сергеевна, попросить вас не мешать тут мою Зеничку!

Тетушка. Не гневайся, матушка, – я ведь это с твоих же слов сказала.

Черново-Сусальская. Я, право, не знаю, что вам сделала моя Зеничка, только у вас, Маремьяна Сергеевна, всегда на языке Зеничка да Зеничка!

Маргарита Степановна. И, ма шер, как вы живы!.. Ма тант сказала это без всякого намерения… Вот любезный мой родной Андрей Астафьевич предлагает также жениха для нашей Эме, которого вы, Настасья Никитична, коротко знаете: он у вас часто бывает.

Черново-Сусальская (с приметным беспокойством). У меня?.. Кто ж бы это такой… Я, право, не знаю.

Барашев. Иван Андреевич Пеньков.

Черново-Сусальская (вздохнувсвободно). А!.. (Нюхает из флакончика.)

Княжна Горенская. Это тот самый мосье Пеньков, что прошлого года был в Париже?.. Премилый!

Князь Бубликов. Пеньков! (Пожимает плечами.)

Барашев. Человек замечательный, с небольшим тридцать лет, хорошее состояние, просвещение европейское. Недюжинный человек, недюжинный!

Князь Бубликов. Пеньков!!!

Черново-Сусальская. О, конечно, конечно! Прекрасный молодой человек!

Князь Бубликов. В первый раз слышу!.. Пеньков!.. Какая странная фамилия!

Барашев (поглядев с презрением на князя Бубликова). Ничуть не страннее всякой другой; и что такое фамилия?.. Мы все происходим от Адама. Впрочем, Пеньковы были князья. Потрудитесь заглянуть в Бархатную книгу.

Тетушка. Пеньков!.. Я где-то слыхала об этой фамилии… Ах, батюшки, – да это не тот ли Пеньков, что третьего дня обедал у тебя, племянница, вместе со мною?

Маргарита Степановна. Да, тетушка.

Тетушка. Как?.. Этот мохнатый, с длинными волосами, от которого за версту пахнет табачищем?.. Который прошлого месяца разъезжал на всех гуляньях вот с этакой бородою?..

Барашев. Да, он ходил прежде с бородою, но теперь…

Тетушка. А теперь припустил себе к носу две пиявки да воображает, что у него усы!.. И ты, племянница, хочешь за него отдать Любушку?

Маргарита Степановна. Нет, ма тант, я только об этом советуюсь.

Тетушка. Да чего тут советоваться! Как взглянешь, так пострел!.. Нет, мать моя, выдавай за него, если хочешь, дочь, только уж я от него ворота на запор! Я этих фрачных бородачей да усачей до смерти боюсь. Чего доброго, он, пожалуй, заберется ко мне в образную да на лампаде сигарку свою закурит!