– Стихотворение давнишнее. Я пошёл уже на седьмой десяток, но от слов своих не отказываюсь и поэтому псевдонима не принимаю, – подытожил японист.

Затем он читал собственные переводы старинных и современных текстов, по обыкновению разбавляя выступление байками и притчами из жизни. Особенно запомнилась история о дублёнке, выданной вместо гонорара в глухие советские годы. Окрылённый толмач спешил в обновке домой, но по пути едва не угодил в обезьянник: зоркий мент в метро углядел, что пуговицы застёгиваются не на ту сторону. «Товарищ, дублёночка-то женская! Стало быть, краденая!» – огорошил доморощенный пинкертон. К счастью, всё разрешилось в лучшую сторону.

Согласитесь, неплохая метафора перевода: быть не пойманным на слове, снова и снова влезая в чужую шкуру (или в чужую дублёнку), постепенно становящуюся своей.

[1]

http://kultinfo.com/novosti/1449/

Найти «Виндзор паб» непросто. Надо выйти из метро «Красные Ворота», пройти направо, потом ещё, потом трижды туда-обратно через дорогу, потом обнюхать со всех сторон салон цветов и наконец нырнуть под землю в кроличий ход. Когда глаза привыкнут к жёлтому полумраку, станут видны уютные стены, обклеенные афишками начала непонятно какого века; фотографии чёрно-белых англосаксов; шляпа инопланетянина, корчащая рожи с вешалки; стулья, от вида и обилия которых сошёл бы с ума Остап Бендер. На одном из них за дубовым столом (почему-то хочется сказать: ломберным) сидит собственно Елена Сунцова и усталой рукой надписывает сто пятидесятую за вечер книгу.

Опытные фотографы говорят: хочешь придать объекту выражение лица грустное и задумчивое – утоми его. Собственно, они и не так ещё говорят, но писать так не стоит. Вот грустно-задумчивый Юра Цветков в который раз сзывает публику, и утомлённая Сунцова садится наконец на невероятное авторское кресло, чтобы начать читать.

Стихи на сцену – шутки в сторону. Елена Сунцова читает так, что кажется: это она сама такая, когда настоящая. Подозреваю, что она могла бы и в жизни говорить этими вот словами – если бы ими можно было вести её издательское дело. Следить за её чтением с открытой книжкой – занятие совершенно ненужное. Я попробовал – отвлекает. Это важно: должен признаться, что, перечитывая книгу впоследствии, глазами, убедился, что нравится мне далеко не всё (странно было бы наоборот). Пару раз ловил себя на очевидной мысли: я бы так ни за что не написал. Но я – не Елена Сунцова. Всего лишь один из её читателей. А книжка – это она сама. Во всяком случае, читателю хочется так думать. Или созданный цельный образ, если вдуматься глубже. Книжка цельная – вот что главное.

Романса в этих стихах много, Манхэттена нет совсем. Романс – дело личное. Можно обратить острое внимание на деталь, признак места, но только для того, чтобы снова пережить своё, глубокое:

Стих компактен, упруг, концентрирован. Но в нём нет стремления к афористичности. Она часто отдаётся в жертву плавности хода, естественности и разговорности интонации: