«Смеешь выйти на площадь» – эти слова накрепко ассоциируются с диссидентским движением в СССР, опыт которого сегодня востребован в протестной Москве. Но опыт горстки людей, не согласившихся когда-то с давлением силы, учит нас гораздо большему: готовности, следуя своим принципам и идеалам, оказаться в трагическом меньшинстве, даже в одиночестве. Может быть, как раз порой и вне площади – особенно той, где тысячи скандируют одно и то же имя.

Это стихотворение датировано автором так: «осень 1968 – весна 1970, начато на воле, закончено в Институте Сербского».

http://kultinfo.com/novosti/1417/

В Москве наскоком отметился презентацией нового поэтического сборника, вышедшего в издательстве «ОГИ», русский поэт Амарсана Улзытуев, чьё выступление 11 сентября прошло в жанре «полноценного землетрясения», отголоски которого и сподвигли автора этих строк к некоторому высказыванию.

В зале собрались многие однокашники автора. И это неудивительно. Амарсана – человек по-своему легендарный, ещё с восьмидесятых, когда он, шагнув из окна то ли пятого, то ли шестого этажа общаги Литинститута, через несколько минут преспокойно вернулся и присоединился к пирующим товарищам. А потом наспор вышел из окна ещё раз. И снова спокойно вернулся. Помогало дерево, растущее напротив окна. Особый колорит его личности хорошо передают строки из программного стихотворения того времени, с которых он и начал чтения: «Я умею любить лосих».

Название нового сборника точно и недвусмысленно указывает на приём, который стал для этой книги Амарсаны системообразующим. Да, не он первый употребил анафору – она встречается и у Пушкина с Фетом, и у Пастернака с Твардовским. К тому же это один из важнейших приёмов бурятской и монгольской поэзии. Но сделать её фундаментом всей книги – идея действительно оригинальная. В предисловии сам Улзытуев говорит о том, что «ранее использовавшаяся в русской поэзии окказионально, анафора образует новую форму большого поэтического стиля».

Процитируем Бахыта Кенжеева: «Анафоры, то бишь начальные рифмы, далеко не главное её <книги> достоинство». Амарсана в этой книге демонстрирует типично русскую «всемирную отзывчивость». Читая её, мы поднимаемся вместе с автором на Джомолунгму и отправляемся в сельву Амазонии, встречаемся с ордами Чингисхана и не отрываясь смотрим телепрограмму о путешествиях с ведущей, чей «Nikon – её незаменимый мужчина». Недаром одно из стихотворений так и называется – «Всеземля». Автор как губка впитывает в себя всё (бурят, акын!) и щедро делится всем с нами, читателями.

Михаил Айзенберг одним из качеств Амарсаны называет эпичность. И правда, в «Анафорах» поэт создаёт новый эпос, современный, но и не отрывающийся от корней. Это же подчёркивается неповторимой манерой чтения. Так можно детей пугать, но для этой книги лучшего и не придумать.