– Сухо... – И тут же напрягся: – А это что за трубы?

– Система охлаждения силовой установки судна.

– Подача забортной воды или же сброс отработанной?

– Сброс, – растерялся капитан, поняв свою ошибку.

– Да вы понимаете, что вы мне предложили? Во время плавания здесь будет слишком жарко.

– Извините, товарищ, не подумал... волнуюсь. Я хотел предложить место у правого борта. Там проходят трубы забора воды. Она холодная.

Ир Нам Гунь смягчился:

– Все мы волнуемся, такая ответственность. Но нельзя терять голову. Мы не имеем права на ошибку.

Референт ЦК вновь выбрался на свежий воздух. Капитан в это время пригнал двух матросов с мокрыми тряпками, чтобы до блеска вытерли этот угол трюма.

Ир Нам Гунь тем временем уже оказался на улице, лично следил за тем, как четверо докеров расшнуровывают брезент на автомобильной фуре. В глубине кузова белел вместительный контейнер – параллелепипед два метра на метр и на полтора. Вверху по его периметру виднелась густая металлическая сетка, какую обычно устанавливают для вентиляции.

– Погодите, – чуть дрогнувшим от волнения голосом произнес референт, отстраняя докеров.

Он забрался в кузов, приложил ухо к стенке и только затем развязал брезентовые лямки, страхующие контейнер.

– Можете грузить, но только очень осторожно. Ни в коем случае сильно не наклонять и тем более не переворачивать.

Ир Нам Гунь придерживал контейнер руками, когда докеры двигали его к разгрузочной рампе фуры. Он даже лично придерживал ремни, когда его опускали на грузовую тележку. Представитель спецслужб был в курсе, что референт заказал этот контейнер в последнюю очередь. В бланке заказа значилось, что предназначен он для перевозки лабораторных животных, использовавшихся в ядерной программе. Все группы атомщиков работали в режиме строгой секретности, а потому даже он не знал, какие именно животные понадобились иранским «братьям по разуму». В конце концов, каждый отвечал за свой участок работы. Каждый сам хранил секреты, доверенные ему руководством. И даже представитель всесильных спецслужб считал лишним знать то, что ему не положено. Еще один значок появился в блокнотике.

Ир Нам Гунь сопровождал контейнер на всем пути его следования. Докеры, проникшись серьезностью момента, обращались с ним, как с хрустальным сосудом, разве что пыль с него не сдували. Наконец контейнер оказался в назначенном ему месте, страховые брезентовые ремни были надежно затянуты.

– И чтобы никто, слышите, никто, кроме меня, к нему не подходил ближе чем... – референт поискал глазами, – чем эта линия, – взглядом он прочертил прямую от одного шпангоута до другого. – Трюмный отсек большой, места хватит.

Маневровый локомотив с лязгом подцепил опустевшие товарные вагоны и потащил их в темноту. Заурчал седельный тягач и увез пустую фуру.

– Желаю успеха, – вялая, как дохлая рыба, ладонь оказалась в пальцах референта ЦК. – На вас лежит огромная ответственность. Партия и правительство доверили вам многое.

В этих словах послышалась прикрытая угроза: мол, если что-то пойдет не так – пощады не ждите.

– Я всю свою жизнь посвятил воплощению в жизнь великих идей «чучхе», – несколько пафосно ответил референт.

– Да, кстати, насколько мне известно, ваш двоюродный брат Ким проходит перевоспитание в трудовом лагере, – голос спецслужбиста перешел в змеиное шипение.

– Я об этом открыто написал в анкете, – выдержал удар Ир Нам Гунь.

– Брат за брата не отвечает, – тонкие губы растянулись в коварной улыбке. – Но вы были очень дружны с ним в детстве. Наверное, кое-какие чувства сохранились. Перевоспитание на то и перевоспитание, чтобы потом человек вышел на свободу полноценным членом коммунистического общества. У каждого из нас есть родные и близкие. Не забывайте об этом вдали от Родины. Здесь остаются ваши жена и сын. Им не должно быть стыдно за вас.