Меню было «специально для лиц старшего возраста»: один кусочек бекона или колбасы, одно лишенное холестерина яичко, пшеничный тостик, намазанный чем-то малокалорийным, и сливы.

Уоррен заказал два таких, слишком легких завтрака и еще «жаркое по-домашнему». Кофе представлял собой теплую коричневую, чуть горьковатую водичку, но еда была хороша – горячая и сочная.

«Я с утра немного поработаю, а полдень проведу на пляже», – сказал себе Уоррен. Он любил знать, что именно будет делать даже в ближайшие часы; всегда тщательно прокапывал знакомую колею даже и на один день вперед. Быстрым шагом и вполне довольный собой, он вернулся в «Белую чайку». Бархатцы и ноготки так и сияли.

– Приветствую вас! Какой чудесный денек сегодня!

Уоррен попытался определить, из какого штата родом этот импозантный старик с широкими скулами и крупной лысой головой, коричневой от загара. Потом до него дошло, что это и есть пресловутый Уэйн, любитель ловли форели.

– Здравствуйте! – откликнулся он. И чуть не прибавил: «Что, на рыбалку собрались?» – но решил промолчать. Разговор на эту тему, конечно, порадовал бы старика, но Уоррену не хотелось – он и сам как следует не мог понять почему – смешиваться с этим старичьем.

У себя в номере он почитал отчет, сделав кое-какие пометки, и набросал одно деловое предложение. Хотя в комнате было раздражающе темновато, работа спорилась; все здесь почему-то получалось очень легко, ничто его не отвлекало, и Уоррен вдруг обнаружил, что уже час дня. Он проработал слишком долго, увлекся и пропустил привычное время ленча. Он вдруг почувствовал страшный голод и снова пошел в город, прошелся по главной улице вверх, потом спустился по другой ее стороне на три квартала вниз, оценивая коммерческое великолепие залитых солнцем и исхлестанных солеными морскими ветрами магазинов и одноэтажных жилых домов, крытых серым гонтом. Никаких неоновых огней, никаких лотков с «хот-догами» и прочей «фаст-фуд». У них здесь очень неглупый городской совет, подумал Уоррен. И проводит весьма определенную политику. «Обеды у Эдны Дори» – вывеска выглядела вполне привлекательно; ему захотелось зайти «к Эдне» и как следует поесть, но сперва он все-таки заглянул в окно. Зал был почти пуст, лишь один столик занимала супружеская пара с малышом. Никаких седых и лысых голов. Да и столиков там было всего шесть. Уоррен вошел. Женщина, удивительно напоминающая кусок бревна, на который зачем-то напялили коротенькое платьице и фартучек, поздоровалась с ним, выглянув из кухни, и суховатым тоном объяснила:

– А у вашей группы, сэр, ленч в дансинге «Песчаная лиманда».

– Я не имею ни малейшего отношения ни к какой группе, – так же сухо сообщил он.

– Ой, простите! – обрадовалась она. – Я просто подумала… Ну, в общем, садитесь, где понравится. – И она исчезла в кухне. Уоррен сел.

Морской язык был как следует обвалян в сухарях и отлично обжарен в большом количестве масла. Уоррен чувствовал, что в дансинге «Песчаная лиманда» он в лучшем случае получил бы лишь небольшой кусочек морского языка, СЛЕГКА обжаренного в МАЛОКАЛОРИЙНОМ масле.

После вкусного и сытного ленча он решил немного побродить по городу, вновь чувствуя себя совершенно счастливым. Он останавливался почти у каждой витрины и рассматривал сувениры. Он решил, что потом специально зайдет в один из этих магазинчиков и купит пепельницу в форме замка из песка – для Деби. Она ведь все еще курит, хоть и не в офисе, конечно. Потом Уоррен принялся весело раздумывать, не купить ли ему один из тех маленьких домиков, что виднелись к востоку от центральной улицы и выглядели такими тихими и безмятежными в заросших сорняками садиках за серыми изгородями из штакетника; на их серебристых от старости крышах играло солнце. Это, конечно, не совсем то, что цивилизованный Джирард, но и в таком захолустье есть своя прелесть и благородство. «А у меня дом в Клэтсэнде – это было бы интересное заявление! Независимое. Это была бы моя марка, – подумал он, – свидетельство моей индивидуальности. Того, что я не хожу вместе с остальным стадом!»