– Давай вместе, одному несподручно, – прокомментировал возвращение Степана особист, уже распоровший финкой пропитанный кровью рукав бушлата. – Нужно верхнюю одежку стянуть. Придержи его, только руку раненую не дергай.

Совместными усилиями товарищи освободили краснофлотца от мокрого бушлата. Раненый сдавленно шипел от боли, но сознания пока не терял, лишь по пергаментно-бледному, с нездоровой желтизной лицу скатывались крупные капли пота. В этот момент Алексеев его и узнал – это оказался тот самый матрос, что недавно приносил им чай. Пока контрразведчик, разодрав зубами прорезиненную оболочку, распаковывал перевязочный пакет, Степан заставил матроса сделать пару глотков спирта из фляжки – никакого другого обезболивающего и противошокового в наличии не имелось.

– Может, жгут наложить? Вон сколько крови.

– Не нужно, – отмахнулся Шохин, вполне профессионально накладывая тугую повязку. – Кость цела и крупные сосуды не затронуты. А что крови много, так и рана серьезная – бицепс, считай, напополам перерубило. Еще б сантиметр влево – и от плечевой кости одни осколочки остались. Повезло, что до Геленджика близко, госпиталя там отличные, лучшие на всем побережье, глядишь, и сохранят руку.

– Точно руку не отнимут? – слабым голосом спросил раненый, мазнув по лицу особиста мутным взглядом. – Куда ж мне с одной-то?

– Наверняка, – отрезал тот, быстро переглянувшись с морпехом. – Готово. Давай, Степа, потащили в каюту, поскольку лазарета на этом линкоре, как я подозреваю, конструкцией не предусмотрено. Кстати, слышишь? Кончился бой, похоже, не стреляют больше.

– Кончился, – согласился старший лейтенант, со всей осторожностью – катер по-прежнему прилично болтало, хоть и меньше, чем в начале боя, – поднимая раненого на ноги. – Слышь, браток, а с кем мы только что воевали-то? Я там разглядел один кораблик, навроде нашего, только подлиннее. С этим, что ли?

– С ним, – согласился краснофлотец, обвиснув на плече морпеха и едва перебирая ногами. – Точнее, с ними, две штуки их было, они обычно парами ходят. Немецкий торпедный катер, «шнелльбот» по-ихнему. Серьезный корабль, водоизмещением поболе нашего, потому и на волне устойчивей, и стреляет прицельнее. Они уж не впервой в этих местах засады устраивают. Ждут, когда мы с ранеными возвращаться станем, и нападают неожиданно. Сначала торпеды пускают, затем из скорострелок по палубам лупят, знают, что раненые в основном наверху размещаются. Не ожидали только, сволочи, что сегодня всего три «охотника» обратно пойдут, да еще и с эскортом – думали, как обычно, на сейнера с мотоботами поохотиться. Вот и получили ответочку.

– А до базы далеко?

– Да не, рядом уже, минут сорок ходу. Эти гады потому дальше и не суются, понимают, что еще с милю – и могут береговыми батареями со стороны Туапсе достать. Хоть и не попадут, понятно, ночью-то. Да и днем тоже не попадут, «шнелльботы» эти пошустрее нас по морю идут. Ты там не видал, браток, накрыли их наши?

– Может, и накрыли, кто ж его разберет? – без особой уверенности ответил Алексеев. – У одного на корме точно что-то горело, видать, куда-то попали. А второго я так и не разглядел.

С трудом протиснувшись в кубрик, Степан уложил краснофлотца на узкую койку, по-братски разделив соседнюю с контрразведчиком. Едва коснувшись горизонтальной поверхности, раненый вполне ожидаемо отрубился.

Стянув намокшую недокуртку, морпех зябко поежился, иронично сообщив:

– Ну, хоть помылся, а то пока обещанной тобой баньки дождешься…

– Очень смешно, – буркнул Шохин, ожесточенно оттирая перемазанные кровью руки куском найденной в коридоре ветошки. – Уж сколько лет на фронте, а к крови так и не привык.