За такую оплошность я и был сослан в места не столь отдаленные – в суровое Елкино.

Посматривая на часы на стене, стрелки которых показывают полдень, невольно вспоминаю прошлый Новый год.

Я отмечал его с Паулиной. Дорогой ресторан, съемочная группа модного сериала для главного телеканала страны, куча людей в дорогих костюмах и блестящих платьях. Роскошная Москва за окном.

Был ли я счастлив?

Вздыхаю.

Наверное, да.

Альберт смотрит на меня с укором и пучит желтые глаза-пятаки.

– Что зыришь? Я хотя бы трахался! – отвечаю ему мрачно.

Затем, покачиваясь, бреду наверх.

– Сожрешь мясо – сделаю из тебя чучело для класса биологии в местной школе, – предупреждаю птицу. – Будут дети в тебя карандашами тыкать и сигареты прятать…

В дверь настойчиво стучат. Комната плывет перед глазами. Кто там еще? Вариант только один – это Нина, моя навязчивая соседка.

Открыв замок, дергаю ручку и застываю. Морозный воздух обдает лицо и расходится мурашками по шее.

Вернулась?..

Вообще, я еще не определился с тем, как ее называть. Ника напоминает мандаринку – взрывная, яркая, сочная… Даже слишком.

Вкусная.

Или режет взглядом, словно острым скальпелем. Вчера сказала: в медицинский поступать будет. На хирурга. Ей подходит.

– Забыла чего? – спрашиваю, подпирая дверной косяк.

Она небрежно отпихивает меня в сторону. Принимается стягивать шлюшьи сапоги и тараторить без умолку:

– Дорогу опять замело. А я думаю, это важный знак. Заехала в аптеку. Еле нашла ее, блин. Купила анальгин, димедрол и папаверин в ампулах. Сделаю литическую жаропонижающую смесь. Сразу полегче тебе будет…

Тебе? Вспомнила все, значит? Не злится?.. А я переживал.

– Мне ничего не надо. Езжай домой, к тетке.

– Так как езжать-то? Я бы и рада, но ты, Константин Олегович, аэропорт здесь еще не построил.

Сжимаю зубы и чувствую, как голова трещит по швам. Горло саднит.

– Пойдем, – зовет она и хватается за пуговицы на своем пальто.

Потом вспоминает, что под ним только наряд медсестрички. Смущается. Посматривает из-под полуопущенных ресниц.

Поправив волосы, убирает шапку и идет в ванную комнату мыть руки. Я, не знаю почему, ругаюсь на себя: мне ведь даже нравится, что она вернулась.

Не сходя с места, наблюдаю, как склоняется над раковиной.

Когда Ника выходит, то мягко улыбается. Правда, вижу это сквозь мутную пленку. Глаза накрывает горячим теплом, а тело будто в холодильник помещают.

Мороза морозит. Вот такая тавтология.

– Жду тебя наверху… Через пять минут. Ты ведь не выкинул мою футболку?

– Сжечь еще не успел, – ворчу, разглядывая тонкую талию, уплывающую за угол на втором этаже.

Альберт снова пучится. Подгавкивает…

– Лучше молчи, – приказываю ему и медленно, шаг за шагом поднимаюсь. За пять минут как раз управлюсь.

То, что она медсестра, не дают забыть красные медицинские кресты, проступающие на сосках. Член при этом напоминает, что я все еще мужчина. Со своими потребностями. Не совсем удовлетворенными после вчерашней ночи.

– Ложись на живот, – Ника сосредоточенно вскрывает упаковки на журнальном столике.

– А диплом покажешь?..

– Тебе придется поверить мне на слово, – смотрит свысока и надевает перчатки. Протирает их спиртовой салфеткой.

Сразу взрослой такой кажется. Точно, Скальпель.

Воздух наполняется запахом медицинского кабинета. Это навевает не совсем приятные воспоминания из детства.

– Я передумал, – пячусь назад.

– Вот еще. Не выдумывай. Ложись.

– Не… У меня там дела.

– Какие у тебя могут быть дела? – заливисто смеется. – Сегодня тридцать первое декабря…

– Важные, – закатываю глаза.

– Какие еще важные? Ты даже не мэр. Так… – закусывает нижнюю губу. – Глава администрации… а уколов боишься.