Ральф долго приглядывался к ветхой, крошащейся башне, затем к лицам друзей, и наконец его поросшие сединою щеки испустили тяжкий вздох.

– Да, скажу я вам, печально вспоминать смерть поэта, но я-то воин, и мне на роду написано уйти до срока.

Ничто захохотал, разнося непривычное, рваное эхо.

– А я скажу, что мы с тобой оба зажились дольше, чем нам положено! Вместе мы бросили вызов снегу и голоду, жаре и жажде. Вместе мы и выйдем на бой. Здесь! Сейчас!

Невозможно поверить, что этот мужчина, прямой, высокий, со сталью в руке, откинутые волосы вьются по ветру и ярко горят глаза, был тем жалким оборванцем, через которого Ярви переступал, поднимаясь на «Южный Ветер». Теперь он и в самом деле казался королевским чемпионом: его окружал дух беспрекословного повелевания, а также сумасшедшей уверенности, от которой даже у Ярви чуточку прибавилось смелости.

– Джойд, бери щит, – сказал Ничто, – Сумаэль, ты – свой тесак. Прикрывайте нас слева. Там наша слабая сторона. Не давайте меня окружить. Держите их там, где мы с моим мечом посмотрим им прямо в глаза. Анкран, ты и Ярви стерегите правую сторону. Эта лопата сойдет за дубье – если ей приголубить, то можно убить любого. Дай Ярви нож, раз уж у него только одна рука. Пускай рука и одна, зато в его жилах течет королевская кровь!..

– Лишь бы вся она оттуда не вытекла, – пробубнил под нос Ярви.

– Значит, мы с тобой. – Анкран протянул нож. Грубая самоделка, без излишества, вроде крестовины, деревянную рукоять обернули кожаной лентой, на спинке позеленел металл – но режущий край вполне острый.

– Мы с тобой, – произнес Ярви, принимая и крепко сжимая оружие. Когда он, провоняв нечистотами невольничьей ямы Вульсгарда, впервые увидел хранителя припасов, то ни за что бы не поверил, что придет день, и он встанет с ним в бою, как соплечник. И оказалось, что, вопреки страху, Ярви этой честью гордится.

– По-моему, подведя славный кровавый итог, наше путешествие заслужит добрую песню. – Ничто, растопырив пальцы, вытянул свободную руку к проему, сквозь который, несомненно, вскоре выскочат Шадикширрам и ее баньи, горя жаждой убивать. – Отряд спутников-храбрецов, верная свита, помогает законному королю Гетланда взойти на отнятый трон! Последняя схватка средь руин старин эльфийских! Сами знаете, в хорошей песне не все герои доживают до конца.

– Сучий дьявол, – прошептала Сумаэль. Поигрывая тесаком, она то сжимала, то расслабляла желваки на скулах.

– Из пекла преисподней, – прошептал Ярви, – тебя сможет вывести только дьявол.

Голос Ральфа расколол тишину.

– Идут! – И кишки Ярви словно провалились в задницу.

– Сколько? – бодро спросил Ничто.

Чуть погодя:

– Где-то с двадцать.

– О боги, – запричитал Анкран, закусывая губу.

До сего момента теплилась надежда, что они повернут назад или потонут в реке, но, как обычно происходило с надеждами Ярви, эта засохла и плода не принесла.

– Чем больше их численность, тем больше нам достанется славы! – вскричал Ничто. Чем хуже они попадали, тем сильнее он цвел. В этот миг было можно высказать многое о бесславном выживании, только увы – выбор-то уже сделан. Если он вообще когда-нибудь у них был, этот выбор.

Конец бегству, конец уловкам.

Ярви уже успел проговорить про себя не меньше дюжины молитв, всякому богу, высокому ли, малому, который мог бы помочь им хотя б чуточек. И все равно он закрыл глаза и произнес еще одну. Пускай к нему прикоснулся Отче Мир, но эту, последнюю, он обратил одной лишь Матери Войне. Молитву сберечь его друзей, его одновесельников, его семью. Ибо каждый из них, на свой лад, стоил спасения.