– Испугался?

От смеха у старого разбойника едва не треснули ребра:

– Когда ты с нами? Ты, на хрен, прав – мне страшно!

– А говорил, в тровенландцах горит огонь…

– А ты говорил, гетландцы сильны дисциплиной.

– Да сколько можно, только не это опять! – выругался Ярви, вставая. Сейчас на него нахлынул гнев – не пылающая и безрассудная ярость отца, а расчетливая, терпеливая материнская злоба, холодная, как зима, которая вымораживает изнутри весь страх.

– Если придется сражаться, – сказал он, – нам нужна площадка поудобнее этого берега.

– И на каком же поле мы покроем себя ратной славой, о государь? – спросила Сумаэль, ехидно поджав губы.

Ярви замигал, осматривая лес. Где же им встать?

– Вон там? – Анкран указал на каменистый обрыв над рекой. Против солнца разобрать было трудно, но, прищурившись, Ярви заметил что-то похожее на развалины, венчавшие вершину утеса.

– Что это было за место? – спросил Джойд, ступая под арку – при звуке его голоса с разбитых стен сорвались птицы и, хлопоча крыльями, взмыли в небо.

– Это строили эльфы, – ответил Ярви.

– Боженьки, – пробормотал Ральф, вкривь осеняя себя отгоняющим зло знаком.

– Не беспокойся. – Сумаэль беззаботно раскидала ногой кучу прелых листьев. – Сейчас-то эльфам откуда тут взяться?

– Их нет уже тысячи и тысячи лет. – Ярви провел ладонью по стене. Сделанной не из кирпича и раствора, но гладкой, твердой, без единого стыка. Скорее отлитой, чем возведенной. С ее искрошившегося верха торчали металлические прутья, беспорядочно, как шевелюра недоумка. – Со дней Сокрушения Божия.

Перед ними лежал большой чертог, с горделивыми колоннами по обеим сторонам, со сводчатыми проходами в боковые комнаты – справа и слева. Но колонны давным-давно покосились, стены паутиной заволок мертвенный вьюнок. Фрагмент дальней стены целиком исчез – его взяла себе река, жадно ревущая далеко внизу. Крыша обрушилась за века, и сверху над пришедшими белело небо да высилась полураздробленная, увитая плющом башня.

– Мне здесь нравится, – сказал Ничто, меряя шагами щебнистую почву, с верхним слоем из опалых листьев, гнили и птичьего помета.

– Ты ж вовсю рвался остаться на пляже, – заметил Ральф.

– Было дело, но здесь местечко покрепче.

– Было бы, если б стояли ворота.

– Ворота лишь оттягивают неизбежное. – Ничто сложил большой и указательный пальцы в колечко и посмотрел сквозь него ярким глазом на пустой проем входа. – Погоня заявится к нам себе на погибель. Их ждет воронка, где их число не сыграет никакой роли. Это значит – мы еще можем выиграть!

– Выходит, твой предыдущий план предрекал нам верную смерть? – спросил Ярви.

Ничто ухмыльнулся.

– Единственное, что в жизни верно, – так это смерть.

– Молодец, умеешь укрепить боевой дух, – буркнула под нос Сумаэль.

– Нас превосходят четверо к одному, половина из нас – не бойцы! – Анкран обреченно закатил глаза. – Я не могу позволить себе здесь подохнуть. Моя семья…

– Веруй, кладовщик! – Ничто одной рукой сграбастал за шею Анкрана, а другой – Ярви, и с поразительной силой притянул их друг к другу. – Если не в себя, так в других. Теперь мы – твоя семья!

Если уж на то пошло, то прозвучало это еще фальшивей, чем те же слова Шадикширрам на борту «Южного Ветра». Анкран смотрел на Ярви, и Ярви оставалось только вылупиться в ответ.

– А еще отсюда не выйти наружу – и это здорово! Человек упорнее бьется, когда знает, что бежать некуда. – Ничто стиснул их на прощание, затем запрыгнул на основание сломленной колонны, обнаженным клинком показывая на вход. – Здесь встану я и здесь приму на себя главный удар. По крайней мере, псов по реке они не отправят. Ральф, ты с луком залезешь на башню.