Ксавьер первым понял, что происходит:

- Идемте, - сказал он, подавая ей руку.

Марине ничего не оставалось, кроме как довериться ему. Она вложила подрагивающую руку в широкую ладонь Ксавьера. Магики замерли, как гвардейцы, встречающие короля – только на лицах угадывались едва сдерживаемые улыбки да хитро стреляли в ее адрес жгучие взгляды. Каждый держал по горящей свече, а где-то в конце этого живого коридора приятный голос Шермана без всякого колдовства затянул незнакомый мотив.

Марина почувствовала, как под действием этого голоса у нее внутри поднимается волнение, и торопливо повернулась к Ксавьеру. Но того происходящее нисколько не удивило. Он либо знал, что так будет, либо сразу принял, как должное – как обязательный обряд.

Марина почувствовала, как он потянул ее вперед, и непроизвольно сделала первый шаг. С левой стороны сверкнула золотая макушка Флокси, а в следующее мгновение девочка в прыжке обсыпала их чем-то белым и легким.

Марина присмотрелась и поняла, что это ромашковые лепестки. Она глянула на девочку, но та захихикала и спряталась за спину стоявшего неподалеку Леама. Тот мельком глянул на учительницу и быстро отвел глаза, а по легким спазмам его живого лица Марина догадалась, что эльфенку стоит больших усилий сохранять серьезное выражение.

Она не стала его смущать и пошла вперед, пытаясь подстроиться под уверенный шаг Ксавьера. Тот держался воистину с королевской невозмутимостью. Ни намека на веселье не было в его глазах. Ксавьер был серьезен настолько, что Марину пробило дрожью и колкими мурашками.

«Он тебя на ложе ведет, - отметил внутренний голос. – И все кругом об этом знают. И знали весь вечер. Все, кроме тебя».

Марина аж вспотела от этой мысли и нервно вздохнула. Ксавьер, видно, расслышав это, чуть сильнее сжал ее ладонь.

«Чтобы не убежала, что ли?» - подумала она, чувствуя жгучие взгляды в спину.

Их провожали подростки, и Марина без всякого устройства для чтения мыслей знала, о чем каждый из них сейчас думает. Варьировалась только степень скабрезности этих мыслей. Однако ни один из них – даже Крис – не позволил себе высказать ни одной похабной шутеечки вслух. Все шутки были оставлены там, у дневного костра, а в корпус ребята пронесли только многозначительные взгляды.

Марину еще трижды обсыпали лепестками полевых цветов, прежде чем она рука об руку с Ксавьером дошла до аудитории. Крис и Шерман распахнули перед ними дверь, а когда они с Ксавьером вошли, плотно ее закрыли, оставляя наедине. За спиной сразу послышался шорох, и Марина поняла, что ребята столпились за дверью, хихикая и пытаясь услышать хоть что-нибудь.

Но Ксавьер не стал затевать бесед. Он повел Марину к следующей двери – в ее комнату, бывшую лаборантскую. И как только она туда вошла, то сразу уставилась на… огромную супружескую постель. Кто-то из ребят, пока они мотались по городу, похоже, похозяйничал тут. Судя по аккуратности, чистоте, праздничности и букетам полевых цветов – девочки.

Ксавьер неожиданно отпустил ее руку, отвернулся и закрыл за собой дверь. На ключ. Потом подошел к окну и задернул шторы. В комнате остался свет лишь одной-единственной свечи.

Марина поежилась и потерла себя за плечи. Ей было и зябко от страха, и нестерпимо жарко от волнения. Однако в смысле происходящего сомневаться не приходилось, и девушка неуверенно принялась расстегивать пуговицы.

Ксавьер стоял у нее за спиной, и Марина боялась обернуться к нему. Тишина давила и нервировала. Даже внутренний голос молчал, с любопытством наблюдая, как она все это переживет. Девушка стояла будто под десятком телекамер, хотя в комнате был только Ксавьер.