Я только и могу, что пролепетать:

– Боже… И они вот так ждут его в фойе?

– Да, – кивает. – Такая картина здесь – обыденная вещь. Не все конечно так рыдают, некоторые просто ждут. Но он никогда не пользуется центральным входом: есть несколько других способов войти в это здание.

– Ясно. Спасибо за информацию. Я найду другую возможность связаться.

Всё это безжалостно отрезвляет, горечь во рту становится невыносимой: теперь я одна из них – отвергнутых, несчастных, одиноких, безнадёжно больных им.

Я освобождаю руку, собираясь уходить, но женщина снова меня останавливает:

– Постойте, сейчас я сделаю звонок.

И хотя она отходит немного в сторону, мне всё же слышно часть разговора.

– Да, это важная персона. Думаю, тебе лучше спуститься и поговорить с ней. Как хочешь, но смотри, чтобы у тебя не было потом проблем. Да-да, абсолютно уверена. Хорошо.

Моя спасительница с довольным видом отключает телефон и спешит обрадовать:

– Кажется, мне удалось всё устроить. Сейчас за Вами придёт его личный секретарь.

Личный секретарь – девица с шикарным лицом и невероятно длинными ногами в строгом чёрном брючном костюме. Эта дама выглядит, скорее, не как секретарь, а как директор. Её необычные, плавные, уверенные движения завораживают. Жестом она приглашает меня следовать за ней и, когда мы оказываемся в отдельной комнате, снова жестом указывает на кресло. Сразу начинает допрос.

– Кто Вы?

Я называю имя, нарочно используя свою бывшую фамилию, имя Алекса.

– Я хорошо знаю миссис Соболев. Она часто бывает здесь, – ставят меня в известность, приподняв бровь.

– Я бывшая миссис Соболев и всё ещё пользуюсь прежним именем.

– С какой целью вы просите о встрече?

– Я не прошу о встрече. Я пришла поговорить с бывшим супругом по личному вопросу.

Подняв на этот раз уже обе свои идеально ровные брови, она замечает:

– Если мистер Соболев будет решать все личные вопросы, которые возникают у дам, боюсь, ему некогда будет работать.

– А я боюсь, милая девушка, вы окажетесь без работы, если в решении моего вопроса мистер Соболев не примет участия, ведь произойдёт это по Вашей вине, – я тоже умею играть в эту игру.

Отработанный на троих детях железный тон имеет нужный эффект – мы поднимаемся на этаж номер сорок – его этаж. Однажды я здесь уже была, давно, правда, и тогда секретари встречали меня с улыбкой и тут же провожали самым кратчайшим путём к нему. Как всё изменилось.

The ХХ – Together

Меня просят ждать в фойе «личного» этажа, а «личный» секретарь удаляется на переговоры по поводу «личной» встречи с моей персоной.

Не успевает дверь за ней зарыться, как они уже выходят из неё вдвоём. Я знаю, что за двумя просторными тамбурами находится конференц-зал – там я тоже однажды была, и необъятный стол из прочного бирюзового стекла навсегда останется в моей памяти.

На личном секретаре нет лица. Она подходит ко мне и, не глядя в глаза, просит:

– Извините за задержку, миссис Соболев.

Алекс при виде меня удивлённо поднимает бровь, затем, когда отворачивается, я успеваю заметить, как он расплывается в улыбке, и искренне не могу понять, чему он радуется. Все вместе мы направляемся к его кабинету, в котором я, к слову, не была ещё ни разу. Личный секретарь следует за нами, глядя в пол. У меня мороз по коже от того, какая здесь дисциплина.

Мы входим в кабинет вдвоём, секретарь остаётся у двери, очевидно, ждать, пока я выйду.

Кабинет Алекса шикарен и, как всегда, огромен и полупрозрачен. Это его стиль, и он прослеживается во всех его творениях. Простор, много стекла, ещё больше света, минимум предметов и мебели. Он предлагает мне расположиться на белоснежном диване, сам садится напротив на такой же. Меду нами небольшой столик в стиле хай-тек. Здесь, очевидно, проходят его встречи в не столь деловой обстановке, как в конференц-зале. В голове проносится: «Зря я тогда не выбрала кабинет, тут намного удобнее было бы на этих диванах».