- Помоги мне… Научи! Подтолкни, одёрни, ударь, накричи, но научи! Не нужно уходить. Это неправильно! Это не выход! Проблемы нужно решать!

Спустя время он решается на вопрос:

- Тебе не нравится, что меня трогают другие женщины? – спрашивает очень робко и тихо, будто боится этого вопроса.

- Сам дошёл? – спрашиваю резко, так, что он аж вздрогнул.

- Нет, мне Марк сказал … что тебя раздражает, когда ко мне прикасаются … Но это не Марк должен был сказать мне, а ты … Ты должна была, сразу же всё сказать. Я не понимаю… этого. Я знаю, я немного покалеченный в плане … нравственности, но всё ведь можно исправить, ведь так? Ответь что-нибудь… не молчи, пожалуйста! – шепчет снова, и вот его рука тянется неосознанно, чтобы лечь  мне на бедро, но он тут же резко одёргивает её обратно.

Я в ужасе от этого жеста, недоумеваю, что творится в его душе, если он из уверенного, смелого, а в сегодняшнем конкурсе даже местами и дерзкого супермагната Александра Соболева вдруг превратился в какого-то раненого зверя. Я ведь ничего такого не сказала ему… И не сделала!

- Говорить тебе об этом – это унижаться ещё больше.

- Нет!- опять шёпотом. – Не может быть унижения между близкими людьми. Если один ошибается, второй должен просто сказать ему об этом, не держать в себе, и ждать пока всё разрушится!

-  А ты не пробовал делать реверс?

- Как это?

- Просто, прежде чем поцеловать кого-то у меня на глазах, поменяй нас местами, представь, что это делаю я, а ты смотришь. Попробуй прочувствовать момент, и решить стоит или нет ставить надо мной эксперименты!

- Я попробую, только мне придётся так каждый шаг свой анализировать.

- Но ты ведь хочешь что-то сохранить, как я поняла.

- Да, конечно. Сохранить «нас». Я не смогу без тебя. Совсем. Теперь всё по-другому, всё иначе. Ты дала мне попробовать себя, и я уже с этой иглы не соскочу. Никогда. Так что, если ты уйдёшь, у меня не будет другого выбора, как …- он запнулся, опустил глаза.

- Как?

- Как поплестись за тобой, куда бы ты не пошла…

Выкрутился, подумала. Чуть не пригрозил суицидом мне что ли? Но его искренность и болезненное желание сохранить «нас»  угомонили меня.

- Ты не уйдёшь?

- Нет.

- Можно обнять?

- Можно.

Он обнимает меня, и мы уже лежим одетые в обнимку на кровати. Алекс начинает целовать меня, и я понимаю, что это немая просьба о сексе. Останавливаю его, а он просит шёпотом надрывно:

- Пожалуйста, мне нужно сейчас это очень. Я должен обрести почву под ногами, понять, что у нас всё хорошо! Что ты всё ещё моя, что хочешь меня, что я не противен тебе!

- Что за глупости, почему ты должен быть мне противен?

- Я же … грязный, - отвечает так тихо, что я едва могу расслышать его.

- В чём проблема, иди в душ!

- Если б только вода могла это смыть…

{33 Tours - California Dreamin}

Я в недоумении, о чём он говорит, думаю, странный и явно не совсем в себе. Вообще Алекс другой,  совсем не тот парень, с которым я познакомилась. Когдато я пыталась нащупать скелеты в его шкафу, а тут они, кажется, норовят сами вывалиться. Но вот именно сейчас отчего-то, мне совсем не хочется знакомиться с ними, я сама на взводе, я страдаю, мне больно от его выходок. Я хочу тепла, любви, понимания, каких-то радостей, положительных эмоций. Да того же секса, в конце концов, он, наверное, прав. Но Алекс больше не целует меня, уткнулся носом мне в грудь, и с такой силой вжимает меня в себя, прижимая всей ладонью за талию, что мне почти больно. Но я терплю, знаю, что для него сейчас это, очевидно, очень важно, вот так держать меня. Он как ребёнок, большой, провинившийся ребёнок, ужаснувшийся перед самым страшным наказанием.