Когда Тим Хамнер добрался до бара, улыбка его стала еще более ослепительной.

– Добрый вечер, мистер Хамнер.

– Добрый вечер. У меня сегодня замечательное настроение. Можете поздравить меня, Родригес. Мое имя собираются присвоить комете!

Майкл Родригес, протиравший за стойкой бокалы, слегка смутился.

– Комете?

– Ага. Комета Хамнера-Брауна. Она приближается, Родригес. Примерно в… м-м… июне… плюс-минус пара недель… ее можно будет видеть. – Хамнер извлек телеграмму и с треском развернул ее.

– Здесь, в Лос-Анджелесе, мы ее все равно не увидим, – Родригес вежливо улыбнулся. – Чем могу быть вам полезен?

– Шотландского. Ее вы сможете увидеть. Она, возможно, величиной с комету Галлея. – Хамнер взял бокал и огляделся. Целая группа собралась вокруг Джорджа Суттера, а люди сейчас притягивали Тима, как магнит. В одной руке у него была телеграмма, в другой – бокал с выпивкой. Джулия, тем временем, встретив, вводила в дом новых гостей.

Сенатор Артур Клей Джеллисон чем-то напоминал кирпич. Он был скорее мускулист, чем тучен. Грузный, общительный человек, украшенный густой седой шевелюрой, он был дьявольски фотогеничен и его могла узнать в лицо добрая половина страны. Сейчас его голос звучал так же, как и во время телевизионных передач: мягкий резонирующий голос, такой, что казалось, будто сенатор обретал некую таинственную значимость.

У Маурин Джеллисон, дочери сенатора, были длинные темно-рыжие волосы и бледная чистая кожа. И красота, от которой в другое время Тима Хамнера охватил бы приступ застенчивости. Но когда Джулия Суттер обернулась и – наконец-то! – сказала: «Так что там насчет…», он даже не улыбался.

– Комета Хамнера-Брауна! – Тим взмахнул телеграммой. – Китт-Пиккская обсерватория подтвердила мои наблюдения! Это действительно комета, моя комета, и ей присваивают мое имя!

Маурин Джеллисон чуть приподняла брови. Джордж Суттер осушил свой бокал, и лишь после этого задал очевидный вопрос:

– А кто такой Браун?

Хамнер пожал плечами. Выпивка из лишь чуть отпитого бокала плеснула на ковер. Джулия нахмурилась.

– Никогда раньше не слышал о нем, – сказал Тим. – Но Международный Астрономический Союз утверждает, что он обнаружил комету одновременно со мной.

– Так значит, вы – владелец половины кометы, – сказал Джордж Суттер. Тим искренне рассмеялся.

– Джордж, если вы когда-нибудь станете владельцем половины кометы, я куплю у вас все те акции, которые вы так старательно пытались мне продать. И целую ночь буду поить вас за свой счет. – Двумя глотками он расправился со своей выпивкой.

Подняв глаза, он обнаружил, что слушатели рассеялись, и направился обратно к бару. Джулия, завладев рукой сенатора Джеллисона, вела знакомить его с новичками. По пятам за ними следовали помощники сенатора.

– Половина кометы – это очень много, – произнесла Маурин. Тим обернулся и обнаружил, что она по-прежнему находится рядом с ним. – И как вы вообще смогли разглядеть хоть что-то через этот смог?

В голосе звучал интерес. И глядела она с интересом. И никто не мешал ей уйти со своим отцом. От шотландского у него потеплело в горле и в желудке. Тим принялся рассказывать о своей горной обсерватории. Ее – обсерваторию – отделяют от горы Вильсон не так уж и много миль, но, тем не менее, она находится достаточно далеко в глубине гор Анджелес, чтобы свет Пасадены не мешал наблюдениям. Там у него есть запасы пищи, есть помощник, и он месяцами проводит ночные наблюдения неба. Он следит за уже известными астероидами, за спутниками планет, он приучает свои глаза и мозг наизусть помнить небо. Наблюдая, он постоянно ожидал найти току света там, где ее быть не должно, заметить аномалию, которая…