– Есть подозрения?

– Боюсь озвучивать, вдруг не прав, – Келвин откашлялся. – Забудь, это я просто от страха. Но мне кажется… ладно.

– Назови имя, и я проверю.

– Я не могу, Роман, вдруг я ошибаюсь. Но ты узнаешь об этом первым, я обещаю. Вот только, – он нахмурился. – Это бессмысленно, он не мог так рисковать. Я точно ошибаюсь.

– Договорились.

Я прошёл в общагу, дошёл до комнаты, подумал ещё и надел парадный чёрный мундир. С ним я пошёл в женское общежитие, благо, ещё не отбой, и туда пока можно было войти парню.

– Да ты уже подготовилась, – спросил я. – Как всегда в чёрном.

Громова, уже одетая, с готовой причёской, в которой была повязана красная лента, открыла мне почти сразу, едва я постучал. На шее у неё висел её амулет, при моём появлении он загорелся ярче.

– Да вот, думаю, идти или не идти, – она с хитрым видом пожала плечами.

– Ну пошли уже, раз всё готово. Там обещают торт.

– Торт? Ну это я точно не пропущу! Только нельзя же есть на ночь.

– Один раз можно.

– Я ещё вчера ела пирожное, – призналась она. – С Анитой. Если её разговорить, она такая милая. Правда, когда станет Наблюдателем, ей будет сложно. Но её отец ещё жив, так что поможет. Ну или отправлю её замуж за Яна. Или, быть может, желаешь сам взять её в жёны?

– Будет видно, – сказал я. – Не загадываем. Идём уже за тортом.

Келвин слукавил, когда сказал, что этот торт большой. Явно на двух-трёх человек, а не на всю нашу ораву.

Нам разрешили собраться в столовой после отбоя, директор Кобаяши позволил лично. Кроме нас, никого внутри больше не было.

– И это называется большой торт? – спросила Катерина, возмущаясь этому не меньше меня. – Вот и верь после этого людям.

– Зато есть вот это, – Мария тайком показала на маленькую корзинку, стоящую под столом.

– Там вино? – Валентин полез под стол.

– Валь, тебе нельзя много, – Ян, у которого на скуле появился синяк, погрозил ему пальцем. – Вино для нас, а ты сегодня плохо бегал.

Мы расселились за столом, а Мария тайком разлила вино по чайным кружкам. Красное, сладкое, но крепкое, лучше много не пить. Когда я же пил вино в последний раз? Даже не вспомню.

Выпил и огляделся. Не нравится мне то окно, у которого открыта штора. Пока все пробовали торт, я пошёл туда, вгляделся в темноту и прикрыл окно занавеской. На всякий случай, мало ли. Заговорщики наглеют всё сильнее.

– А вы слышали? – спросил Ян, оглядев всех. – Троеборье перенесли на неделю раньше.

– С чего это вдруг? – я подвинул к себе блюдце с тортом и попробовал.

Много орехов, тому парню, про которого говорил Келвин, такое точно есть нельзя. Сладкий, но не приторный.

– Говорят, что скоро пойдёт снег, помешает соревнованиям. Наверное, тактическое маневрирование тоже будет раньше. На финал обещал прибыть император. Спасибо, – Ян отодвинул блюдце, так и не попробовал торт. – Что-то не хочется. Анита, будешь?

– Только ещё кусочек, – едва слышно пролепетала она и приняла от Яна торт.

– А я всё хотела спросить, Рома, – Мария посмотрела на меня. – Вот ты жил за морем, в Дискреме все эти годы. Там, говорят, всё иначе. Как вообще там жилось?

– Все эти годы…

Я задумался, ведь всё это время прожил кучу лет в тюрьме. Но память об этом будто стиралась, с каждым днём всё сильнее и сильнее. Будто был суд, потом тюрьма и почти сразу побег.

Может быть, так и лучше, ведь эти все эти годы в запертой клетке не дали мне ничего. Вот и перестаю их помнить. Или это издержки такой неестественно долгой жизни, не знаю.

– …было так себе, – продолжил я. – Холодно, еда плохая, сыро, – усмехнулся и посмотрел на Катерину. – Вот она всё хотела рассказать, да никто не спрашивал. Как ты там жила?