Их никак нельзя было назвать хорошенькими, и они были удивительно схожи в своей некрасивости: каштановые волосы без блеска, близорукие карие глаза, широкие лица, грубоватые черты, большие рты. И хотя им не хватало красоты, они возмещали это своим острым умом, энергией и добрым характером.

Рут была в голубой пижаме с темно-зеленой отделкой на рукавах и воротнике и в голубых домашних туфлях, а волосы собраны в лошадиный хвост. Тельма была одета в ярко-красную пижаму и пушистые желтые тапочки, на каждой туфле по две пуговицы, как два глаза, а волосы распущены по плечам.

С наступлением вечера невыносимая дневная жара спала. До океана было всего десять миль, и легкий бриз приносил прохладу для ночного отдыха. Его слабое свежее дуновение шевелило старые занавески и проникало в комнату.

– Летом здесь скучно, – объявила Рут, когда они уселись в кружок на полу. – Нам запрещено уходить с участка, а он маленький. И еще летом все наши благодетели заняты своим собственным отдыхом, ездят на пляж купаться и не вспоминают о нас.

– Вот Рождество – это другое дело, – сказала Тельма.

– Весь ноябрь и декабрь – это просто чудо, – сказала Рут.

– Верно, – подтвердила Тельма. – Праздники – хорошее время, благодетели вспоминают, что у них всего навалом, а мы, бедные, нищие, бездомные сиротки, носим пальто на рыбьем меху, туфли на картонной подошве и питаемся вчерашней кашей. Вот тогда они присылают кучу всяких вкусных вещей, водят в магазины за покупками и в кино, правда, всегда на дрянные фильмы.

– Не такие уж и дрянные, – поправила Рут.

– Знаешь, такие фильмы, где никто никогда не напивается. Ну а чтобы там какие-нибудь чувства, так это ни-ни. И чтобы какой-нибудь тип лапал девушку, это тоже исключено. Семейные фильмы. Да от них сдохнешь.

– Не обращай внимания на мою сестру, – посоветовала Рут. – Она воображает, что находится в периоде полового созревания.

– Так оно и есть! Меня душит желание! – Тельма худенькой рукой схватилась за горло, показывая, как оно ее душит.

Рут продолжала:

– Отсутствие родительского надзора тяжело сказалось на ней. Она до сих пор не свыклась со своим положением сироты.

– Не обращай внимания на мою сестру, – посоветовала на этот раз Тельма. – Она решила пропустить период половой зрелости и прямо из девочки превратиться в старуху.

Лора спросила:

– А кто такой Вилли Шинер?

Близнецы Аккерсон обменялись понимающими взглядами и хором без промедления дали ему характеристику.

– У него не все дома, – сказала Рут, а Тельма добавила:

– Это подонок.

– Его надо лечить, – сказала Рут, а Тельма добавила:

– Его надо пару раз хорошенько огреть по голове палкой и еще добавить, а потом навсегда запереть в психушку.

Лора поведала им о посещении Шинера.

– И он ничего не сказал? – спросила Рут. – Странно. Обычно он говорит: «Какая ты хорошенькая маленькая девочка» или…

– Или угощает конфетами. – Тельма скорчила гримасу. – Представляешь себе? Конфеты! У него нет ни капли воображения! Можно подумать, что этот гад учится на брошюрках, которые раздает детям полиция, чтобы предупредить об извращенцах.

– Нет, конфет не предлагал. – Лора вздрогнула, вспомнив вдруг изменившийся цвет глаз Шинера и его тяжелое равномерное дыхание.

Тельма наклонилась вперед и театральным шепотом спросила:

– Похоже, что Бледный Угорь проглотил язык, так зажегся, что позабыл свой репертуар. Может, у него к тебе особая страсть?

– Бледный Угорь?

– Вот именно, – подтвердила Рут. – А для краткости просто Угорь.

– Это прозвище ему подходит, он такой бледный и скользкий, – сказала Тельма. – Могу поклясться, у него к тебе особая страсть. Знаешь, девочка, ты просто