Он говорил хрипло и медленно. Останавливался, облизывал губы. Звучали вбитые с детства правильные грамматические конструкции и обороты, должно быть, вынесенные как раз из того самого Тонбриджа, но за ними стояла настоящая ненависть.

Увы, это была ненависть обойдённого, не более того. Обойдённого и обиженного.

– Достопочтенный маркиз Дорсет выразил сомнение в правильности моих калькуляций и провёл достаточно впечатляющий эксперимент. К сожалению, в нем присутствовало слишком много желания унизить вашего покорного слугу и слишком мало – желания установить истину…

– Досточтимый граф, пожалуйста, воздержитесь от личных выпадов, – раздался сверху прохладный голос хозяина, герцога Девоншира. – Прошу вас, ближе к основной теме. Вам сделано большое одолжение, так не злоупотребляйте же нашим вниманием.

– Прошу прощения, ваша взнесённость, – обиженно‑формально поклонился Спенсер. – Так вот, уважаемый маркиз заставил мисс Моллинэр растратить силы на поглотитель, произвёл грубые и приблизительные замеры на скорую руку, после чего и поспешил объявить о моей ошибке. Но, леди и джентльмены!.. Как можно было проводить такой эксперимент, не произведя сперва замеров в, так сказать, нативном состоянии мисс Моллинэр?

– Дорогой граф, – прогудел откуда‑то сверху голос невидимого для Молли маркиза. – Могу ли я покорнейше просить вас прекратить уже перечисление моих методологических ошибок и перейти, так сказать, к практическим демонстрациям?

– Разумеется. – Голос Спенсера был груб и хрипл. – Но прежде я должен сказать вот что. То, что делает нас… нами, не есть просто «отсутствие магии». Это есть способность особым образом воспринимать и поглощать чужую силу. Носители магии на это не способны, как и мы не способны оную магию творить…

– Граф, эти вещи знает любой ребёнок из благородного семейства! – недовольно перебил лорд Кавендиш. – Ближе к делу, прошу вас!

– Мы уже начинаем, любезный герцог. – Спенсер махнул рукой служителям, затаившимся за массивными, сверкающими начищенной бронзой аппаратами.

– Мисс Моллинэр, пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Вам не будет больно, вы знаете. – Спенсер обращался к ней очень формально, но глаза его горели. Что‑то ещё крылось под этими гладкими, обтекаемыми, безличными фразами.

Молли кивнула. Задранные вверх руки немели, постепенно утрачивая чувствительность. Жёсткие кольца врезались в кожу. Сколько ей ещё так стоять?

Спенсер подошёл поближе, склонился, придирчиво проверяя чуть ли не каждое звено в цепях и каждый замок на наручниках.

– Смотай в клубок, – едва шевельнулись его губы, как бы случайно оказавшиеся возле её уха. – Спрячь всё, иначе нам конец!

– Вы начинаете, мой юный друг Джонатан?

Молли узнала голос старого герцога Бедфорда.

Да‑да, «мой юный друг»…

Она невольно подумала о Билле Мюррее. Наслаждается ли он своей новой жизнью? Купил ли своей «мамаше», как он называл миссис Мюррей, дом на тёплом южном взморье?

Господи, почему я думаю об этой крысе? Какое мне до неё дело?..

– Мы начинаем, досточтимый герцог, – кивнул Спенсер.

– Я бы попросил вас тогда подняться сюда, к нам, – прогудел сверху голос маркиза Дорсета.

– Но я…

– Наши операторы достаточно компетентны, Джонатан, дорогой. – Слова маркиза переполняла патока.

Спенсер застыл, покачиваясь с носка на пятку и сжав кулаки. Костяшки побелели.

– Достаточно компетентны, – с напором повторил маркиз.

Спенсер бросил последний быстрый взгляд на Молли.

«Сверни в клубок», – казалось, умоляли его глаза. Покрасневшие, опухшие – он, похоже, давно уже не знал сна.