На отдельном листке было заключение по почечному камешку, где подтверждалось, что это твердое щавелевокислое образование, вызывающее мочекаменную болезнь.

После изучения простыни с энергетическими каналами Самохин уже не сомневался, что будут какие-то другие результаты, но прежде чем докладывать Леди Ди, следовало задать целителю несколько вопросов, и он решил завтра же съездить в Коломну. Пять дней еще не прошло, но можно изобразить резкое улучшение самочувствия, привезти какой-нибудь подарок, попросить еще один сеанс и просто наговорить много благодарных слов, к которым он наверняка привык.

Утром, едва Самохин выгнал машину со стоянки, позвонила Саша и вдруг заявила, что ей необходимо встретиться сейчас же по очень важному делу. И только Самохин заикнулся о Коломне, как она почти закричала:

– Возьми меня с собой!

Ему очень хотелось встретиться, а помешать разговору с целителем она никак не могла, поэтому Сергей Николаевич с радостью помчался к ней на Шаболовку.

– Ты соскучилась? – спросил он, помогая девушке сесть в машину.

– Совсем нет! – провозгласила Саша со знакомой целеустремленностью. – У меня есть очень важное дело!

– К кому?

– К тебе, мой покровитель.

– Выкладывай.

– Мне нужно посоветоваться, – уже серьезно сказала она. – Ты старше, опытнее и мудрее. Я хочу бросить академию или перевестись на заочное и идти работать.

Саша заканчивала четвертый курс юридической академии, причем училась на платном, родители были состоятельными людьми, жили в Смоленске и снимали ей хорошую квартиру – тряслись над единственной и к тому же больной дочкой.

Вероятно, выздоровление пробудило в ней взрыв свободы, активности и желание быть самостоятельной.

– Что говорят папа с мамой? – спросил он.

– Они ничего не знают. И ничего пока не узнают. Папа у меня грозный, не поймет.

– Погоди, ты хоть сказала, что теперь здорова?

– Сказала. Даже снимок УЗИ по факсу отослала. И про тебя сказала… А больше ничего они знать не должны.

– Почему?

– Как ты не понимаешь? Я устала от их опеки за эти годы. Папа с мамой у меня… они же конвоиры! Мне очень важно, что ты скажешь.

– Все зависит от того, куда ты пойдешь работать и ради чего.

– Хочу напроситься в ученицы к Наседкину!

– Ого!..

– Я поняла – это судьба! Болезнь, долгие мытарства по клиникам и это чудесное исцеление, все подсказывает мне путь. Мой тайный путь!.. Я должна лечить людей! Я должна научиться, перенять опыт, секреты, овладеть магией звезд и планет… Николай Васильевич уже старенький!

Переубеждать ее не имело смысла, юношеский максимализм, разогретый избавлением от тяжелого и унижающего женскую сущность недуга, стал бы противиться всякому разумному слову.

– Мне показалось, Наседкин не берет учеников, – попытался остудить ее Самохин. – И никому не открывает тайн.

– Почему ты так решил?

– Кто действительно владеет талантом целителя и сакральными знаниями, обычно не распространяет их.

– Такого не может быть! Это же естественно – передавать науку другим поколениям!.. Или ты что-то знаешь о нем?

В справке ФСБ, полученной Самохиным, значилось, что несмотря на общительность и доступность Наседкина, вести наблюдение за ним проблематично, ибо он никого не подпускает к тайнам своего целительства и, опасаясь конкуренции, не заводит учеников.

– Ничего особенного не знаю, но догадываюсь, что к нему не подступиться.

– Чтоб так говорить, надо иметь веские причины!

Ее тон и ставший холодным голос взбадривали, как утренний туман на лугу.

– Понимаешь, в чем дело… Чаще всего дар врачевания дается только одному конкретному человеку. И научить этому просто невозможно. И по наследству не передать… Истинных целителей, ясновидящих и предсказателей всего единицы! Они рождаются раз в сто лет, а то и реже.