Вместо ответа аграаф последовал за королем и торопить его не стал, будто просто сам решил прогуляться.

− Мне дико даже думать об этом, − начал король, когда они отошли подальше от злосчастной беседки и дворца, а в тени деревьев появился силуэт башни, где в комнате принца можно было различить огонек и пляску теней.

Король сглотнул, не понимая, мерещится ему или так за окном действительно пляшет сама тьма вокруг одиноких огней.

− Если вы передумали спрашивать…

− Нет-нет, − перебил Грэстуса король. – Я не передумал, просто мне не по себе.

Он свернул подальше от башни, даже не замечая, что совсем иначе говорил с гостем, словно тот много столетий был ему другом.

− Понимаю. Страшное происшествие и в такой день, прямо у королевского дворца…

Грэстус вздохнул и покачал головой.

− Мог ли это сделать Гэримонд? – спросил внезапно король.

− Конечно, мог. Я же говорил, что это может каждый, но зачем это принцу? – удивился Грэстус. – Подобное событие – удар по королевской репутации, уж простите мне такую откровенность, Ваше Величество, и имя самого принца это непременно заденет. К тому же пожирание душ только увеличит его стигматы. Что может стоить подобного?

− Например, месть, − ответил король и тут же затаил дыхание, не веря самому себе.

− Кому? Чем могла провиниться бедная девушка? – не понимал аграаф.

− Не она, а вы. Мне кажется, что он хотел отомстить вам. Он ведь был очень против нашей с вами беседы.

− Какие дивные вещи вы говорите, но что такого я мог сделать? Неужели наш шуточный бой был так оскорбителен для него?

− Его исход – быть может, − вздохнул король, − но, право слово, он был явно зол.

− Если даже так. Он мог бы плеснуть в меня вином или сломать рессору моей кареты силой мысли, зачем же убивать девушку?

− Чтобы вы сюда больше никогда не могли вернуться.

Король посмотрел на аграафа, а тот задумчиво потер бороду.

− Ваше Величество, − в итоге встрепенулся он, − не спешите с выводами, быть может, все совсем не так.

Он говорил это, а в груди у короля росла убежденность, что он точно знает, что случилось. Когда же часом позже ему сказали, что девушка была убита магией, а его сын не ошибся со временем смерти, королю оставалось только взвыть от горя.

Первые солнечные лучи несмело пробирались в покои принца. Они скользили по полу и касались бледных век. Гэримонд морщился и все же приоткрывал зеленые глаза. Свет буквально обжигал их и пришлось прикрывать лицо рукой.

Вставать с пола он не собирался, только вздыхал, понимая, что руки перепачканы кровью.

Тьма снова набегала на глаза, вихрем топила зеленую радужку, заполняя глаза чернотой. С ней даже солнечный свет становился не таким ярким, позволяя уронить руку на грудь, изрезанную ножом.

Сам нож валялся где-то рядом, перепачканный кровью и гноем. Зловонная жижа перепачкала пальцы, пол, можно сказать, всю его жизнь, но делать с этим хоть что-то принц не мог, да и не хотел, по крайней мере, сейчас.

Он закрывал глаза, делал вдох и был готов просто поддаться слабости, но в дверь внезапно стучали, заставляя снова морщиться.

− Уходи! – крикнул он, зная, кто стоит за дверью. – Сегодня ты мне не нужна, можешь быть свободна.

− Но…

Ювэй за дверью прошептала это едва слышно, но Гэримонд все равно слышал, закрывал глаза и отвечал ей мысленно:

«Я хочу остаться один, тут, в своей комнате. Не беспокойся».

Она слышала его ровный, спокойный голос, но по телу почему-то пробегал холодок.

«Отдыхай!» − буквально приказал Гэримонд.

Кольцо на его руке блеснуло яркой зеленью и угасло, а у Ювэй странно сжалось в груди сердце, но она отступила от двери и тут же обернулась, слыша как кто-то распахнул тяжелую дверь башни, впуская в темный пустынный холл яркий свет.