– Alles in Ordnung?

– Danke. Dankeschеоn.

Больше я по—немецки ничего не знал, и бундесы ретирвоались вслед за покемонами. Видимо так и коротают ночь – одни ходят ногами по тебе, а другие вокруг тебя, одни валят – другие – поднимают. Ну тоже – вид отдыха.

Я не остался брошенным в ночи – нашлась морковка, которая меня подобрала и утерла нос клинексом. Красная купюра клинекса полетела в урну, зато обнаруженная мной в кармане другая красненькая купюра, более ликвидная, тем же самым бессменным интеллигентным очкариком на аверсе, полетела в сумочку моей спасительницы. На продолжение банкета я был не готов – она и не расстроилась.

Пао, Пао – я не мог выкинуть ее из головы, даже той головы, которая попала под мордобой. Ни на секунду не мог. Трудно было поверить, что неделю назад я ничего не знал о ее существовании, а сегодня ищу, будто где—то потерял свою руку или ногу.

Будто играю в глупую, нет, самую глупую игру в инете «Выведи мышку из лабиринта».

Да, но что ж я не признаюсь самому себе – тогда мой монолог не ограничился банальным «уходи». Это было похоже на речь Чацкого, только с кульбитом, – он не сматывает, а просит смотать других.

Сколько я наговорил глупостей. Откуда взялось столько дерьма?

Пао помогла мне поднять со дна весь этот ил. И если бы не она – я никогда бы не догадался, что являюсь носителем семидесяти килограммов грязи.

А между тем она сейчас сладко стонет под каким—нибудь бундесом или покемоном… У меня закололо сердце. Такое выдержать было не по мне. Ругался на себя, но прилежно скучал по проститутке.

Ну что, еще пол бокала «old—fashioned» Captain Morgan, еще одно легкое ерзанье кубика льда на светлом дне.

– Захвати с собой подружку, – услышал я свой голос.

– Выпьем что—нибудь? – прозвучал женский голос.

– Дома.

Как оказалось, затея была напрасной. Смахнул их на пол. На красненьких они испарились в ночи. И окно застил дождь мгновенный дождь имени Пао.

Утром не вспомнил никого, кроме Вия. Этот парень привиделся мне в связи с его классическим требованием «Поднимите мне веки». Именно с этой просьбой я бы обратился к желающим помочь.

Справившись с веками, я вдруг понял, что все остальное в еще более разобранном состоянии. Пошел – расшевелил конечности и понял: Пао мне нужна была как «скорая помощь». Ну кто мог вылечить меня, если не она?

***

Последний день. Завтра улетаю. Вхожу в храм – вместе со страждущими попадаю под дождь окропления, падаю на колени, если нужно просить Будду – я не знаю, о чем его просить. Да и он судя по всему не знает, как со мной полетать – со мной, без Пао.

Ну ладно, Будда, не обижайся, мне пора. Туда, где я живу своей московской жизнью – да, там не жизнь, наверное, беготня белки в колесе более целесообразна, но я живу.

Привет, будда! От моих слов с тебя слезает позолота, дружище…, давай пощелкаем жаренных кузнечиков. Нащелкался? Ну то—то же. Смотри, я на нашей лавке, здесь Пао прислонилась ко мне, как к дереву. Но я двуличная тварь! Дьявол во мне проснулся и выгнал Пао от меня, добродетельного.

В каком виде она меня вспоминает или вообще не помнит даже лица. Ну что особенного в том, что я ее выгнал?

– Саватди—ка! – так встретили меня, сложив ладошки лодочкой, тайские красавицы – нежные, как орхидеи…

В кругу пресыщенных соотечественников в иллюминатор я смотрел на Бангкок – город—монстр на глазах превращался в город—игрушку.

Там оставалась Пао. Маленькая песчинка, что залетела мне в глаз. Маленький вздох на заре перед огромным небом. Маленький глоток воды, что я проглотил в ту первую ночь в Бангкоке. Маленькая туфелька, которую я напялил на себя и не снимал те несколько счастливых дней в Бангкоке.