Последнее соображение показалось мне грустным и убедительным. Я почувствовала, что сейчас заплачу и даже не смогу объяснить всей веселой компании, почему реву. Плеснув себе в чайный стакан изрядную порцию мерзкого дагестанского коньяка, доставшегося нам из бездонных запасов уфимской комендатуры, я залпом выпила и, пробормотав, что устала, направилась спать.

Мне показалось, что алкоголь моментально проник в мой мозг. Когда я вошла в свое купе и села на полку, весь окружающий мир покачивался и плыл в такт колебаниям несущегося по железным рельсам вагона.

Я с силой задвинула зеркальную дверь купе, разделась до трусов и, перед тем как завалиться в постель, критически осмотрела себя в зеркале. Ну кому я могу понравиться? Совершенно закономерно, что мальчишки никогда не пытались за мной приударить. Ничего нет во мне женственного, соблазнительного! Смуглая шатенка невысокого роста, метр шестьдесят два. Никакой утонченности в фигуре, руки, как у мальчишки, с коротко остриженными ногтями. На ладонях – мозоли от весел и топора.

По рукам сразу видно, что я все время занималась спортом, более подходящим для мальчиков: то самбо, то стрельбой из пистолета, то рубкой дров… Глаза серые, нос… нос как нос. И губы как губы, не огромные, не сладострастные, как в заграничной рекламе помады. Полно веснушек и красных следов от жестоких комариных налетов. Ноги прямые, слава богу, не волосатые, но не от ушей растут и не от коренных зубов. Не худая совсем, талия сантиметров шестьдесят пять, а как поем – так и все семьдесят, не меньше. Грудь, как мне кажется, великовата, ходить без лифчика я еще могу, но при беге сиськи болтаются так, будто вот-вот оторвутся. Мне еще все время кажется, что они не совсем симметричные, левый сосок явно чуть больше правого. Я все время собиралась измерить их, но как-то странно мне казалось брать линейку, приставлять ее к себе… На левой груди теперь красовался огромный покус. Я навсегда запомнила того слепня или, может быть, овода, который умудрился укусить меня прямо сквозь футболку, когда мы проходили небольшой порог в самом конце маршрута. Рядом с перекатом на лугу паслось большое стадо, а этот членистоногий гурман, видимо, пресытился мычащей говядиной и решил побаловать себя человечинкой. Грудь мою он выбрал, видать, из-за того, что всевозможным рулькам и голяшкам все же предпочитал на вкус вымя. Огромное насекомое вцепилось в мою плоть, а я, сидя впереди, не могла ни на секунду отпустить весло, иначе бы наша лодка со всего маху влетела в огромную серую скалу. Боль в момент укуса была ужасной. Даже после того, как я, пройдя порог, остановила байдарку и густо обмазала укус йодом, красное пятно продолжало расти. Кожа в этом месте на ощупь оставалась воспаленной и горячей. Я еще раз рассмотрела уродующее левую грудь пятно и решила по приезде в Москву сходить в поликлинику.

Голова ужасно кружилась. Я легла, натянула простыню до самого подбородка и ощутила себя совсем маленькой, несчастной, никому не нужной. Еще два дня назад я твердо знала, что очень нужна своим родителям, и уже одного этого мне было более чем достаточно. Что такого случилось вчера? Почему этот парень, пустивший меня пописать и, следуя указаниям собственного начальства, устроивший нам поездку в отдельном вагоне, занял такое место в моей душе? Почему же он не спросил, как нас найти в Москве?! Я лежала с открытыми глазами и хлюпала носом.

В этот момент в купе как-то тихо и, я бы сказала, воровато протиснулся Славик. Он даже не заметил, что на моих глазах – слезы, и, повздыхав, начал пояснять свою мысль о том, что деньги, на его взгляд, в ближайшее время будут играть намного большую роль, чем раньше, а пренебрежение, которое интеллигентская среда демонстрирует по отношению к материальным ценностям, совершенно ничем не оправдано. Он говорил еще и еще, не ожидая от меня никакой реакции, я была ему за это очень благодарна. Я не слушала его болтовню, но она отвлекала меня от дурацких мыслей.