Мое молчание мама расценила как согласие, мы пошли дальше, свернув на боковую улочку, спускающуюся между котлованом, заваленным стройматериалами, и высокой бетонной стеной. Стена была в надписях и рисунках, в основном неприличного содержания, и я тайком разглядывал ее, пока мы проходили мимо.

Трехэтажный дом из серого, потрескавшегося туфа, где жил Арам, встретил нас пустыми глазницами обожженных окон на последнем и частично втором этажах. Видимо, после пожара в этих квартирах никто не жил, во многих других перед окнами на веревках висело разноцветное постиранное белье. Во дворе кучка детей шумно играла в так называемую валисанку, подкидывая друг другу ногами кусочек овечьей шерсти с прикрепленным маленьким свинцовым грузилом, и не давая ему упасть на землю. Возле левого подъезда женщина, в которой я узнал мать Арама, штукой, похожей на большую мухобойку, выбивала цветастый ковер, висевший на турнике, поднимая клубы пыли.

Увидев нас, она оставила это занятие, громко крикнула «Ара а м!» и поспешила к нам. Они поцеловались с мамой и начали судачить о том о сем. Из подъезда вышел Арам с ребенком на руках и тоже подошел к нам. Фрида забрала у него ребенка и велела отнести ковер домой. Мама отпустила мою руку и сказала:

– Иди помоги.

Мы с Арамом молча стащили ковер с турника и, взявшись за края, стали заносить его в квартиру на первом этаже. Я шел сзади и поэтому не видел высокого порога, споткнувшись на котором не удержался на ногах и упал на ковер, лицом вниз. Арам стал громко смеяться, а мне в ноздри попала пыль, и я расчихался. А когда я начинаю чихать, одним двумя чихами дело не заканчивается. Где то после десятого раза Арам сказал, что есть верный способ прекратить чихать.

Он присел на корточки и положил ладонь мне на лоб, оттянул средний палец другой рукой и отвесил мне звучный щелбан. Я сразу же позабыл про чихание, схватил и попытался вывернуть его руку, а через мгновение мы уже катались по ковру, вцепившись друг в друга.

Оказавшись в очередной раз наверху, я плотно прижал его кисти к полу. Мы оба тяжело дышали, Арам после нескольких тщетных попыток вырваться процедил сквозь зубы:

– Ну ладно, длинный, твоя взяла.

Голос его, впрочем, звучал вполне дружелюбно. Я встал с него и подал руку. Он исподлобья глядел на меня снизу вверх, но все таки протянул руку, и я помог ему встать.

Мы расстилали ковер посередине темной гостиной, выходящей маленьким окном во двор, когда вошли мама с Фридой, и Арам предложил мне выйти на улицу.

– Слушай, а ты реально сильный! До сих пор болит. – Он потирал кисти рук, когда мы вышли во двор.

Я довольно рассмеялся, потом сказал:

– Хочешь, открою секрет?

Он кивнул.

– Пойдем туда. – Я кивнул головой направо и, подойдя к турнику, стал подтягиваться.

– Ну и? – спросил Арам, когда я спрыгнул на землю.

– Десять подтягиваний утром и десять вечером. Через год будешь в два раза сильнее.

Арам недоверчиво смотрел на меня:

– Да ладно?

– Честно, это и есть секрет. Уже год я так делаю, в книге вычитал про это.

Он подошел к турнику, поплевал на ладони, затем подпрыгнул и повис на металлической перекладине, и начал подтягиваться. Подтянувшись с натугой третий раз, он спрыгнул и, отдышавшись, сказал мне со своей фирменной ухмылкой:

– Ну все, длинный, через год приходи за школу.

Мы рассмеялись, и я сказал:

– Знаешь что? Хочешь, я буду приходить к тебе, помогать с уроками?

Он цокнул языком и ловко сплюнул длинной слюной, похожей на торпеду – метра на три, не меньше. У меня так никогда не получалось.

– Ничего не выйдет. В прошлом году мама соседскую девочку уговорила со мной позаниматься, девятиклассницу. Месяц она мучалась со мной, потом сказала, что это дохлый номер.