Поначалу я не мог подтянуться больше одного раза, но постепенно дело пошло на лад, и через пару месяцев я уже уверенно подтягивался раз пять. Но эти успехи не особо радовали, я никак не мог выкинуть из головы тот злосчастный день, когда получил фингал, не мог простить себе страх и трусливое поведение.

В отчаянии я решился доказать себе во чтобы то ни стало, что я не трус. С раннего детства меня пугала темнота. Воображение рисовало мне всяких чудовищ – крупных, с огромной пастью и готовых откусить мне что нибудь, и мелких, размером с крыс или пауков, не менее злобных, готовых впиться мне в лицо, как только я войду в темную комнату и загляну под кровать или же открою дверцу шкафа.

В городе у нас было много бродячих собак. Их время от времени отлавливали на улицах и куда то увозили, даже был случай, когда милиционер застрелил вроде бы бешеную собаку прямо на улице, на глазах детей, о чем долго судачили в городе.

Так вот, парочка бродячих собак ночевала в темном и узком подвале нашего дома. Я это знал точно, так как каждый вечер проходил мимо подъезда с железным мусорным ведром в руке, направляясь в соседний двор, чтобы подтягиваться. В общем, я долго сомневался, пока не решился пройти в кромешной тьме мимо глухо рычащих псов до самого конца подвала, дотронуться рукой до висячего замка на двери, где у папы была кладовая, и вернуться назад. Каким то внутренним чутьем я осознавал, что нужно двигаться медленно, крайне медленно, чтобы собаки не набросились на меня. Небольшой шаг в кромешной темноте и пауза, затем следующий.

Ух и жутко было это делать, я до сих пор помню, как у меня сердце чуть не выскакивало из груди, пока я с закрытыми от страха глазами медленно пробирался во тьме, часто дыша ртом и щупая рукой осыпавшуюся под рукой влажную штукатурку на стене. Но собаки меня не тронули, и постепенно, день за днем, страх стал уменьшаться, ритуал прохождения по сырому и темному подвалу до папиной кладовой стал обыденным делом, да и собаки, похоже, привыкли ко мне.

Прошла зима, ранняя весна растопила снег в горах, наводнив реку и каналы в городе потоками мутной, весело журчащей воды, искрящейся в лучах солнца, теплеющего день ото дня. Затем разом расцвели все деревья и кусты в городе, наполняя воздух нежными ароматами и ощущением приближающихся беззаботных и бесконечных каникул.

На лето родители обычно закидывали меня с сестрой в деревню, к родителям мамы. В дедушкином саду слева от ульев между двумя яблонями была перекинута металлическая труба, и все лето я неукоснительно соблюдал правило «10 подтягиваний утром, 10 вечером».

Пришла осень, в школе ничего не поменялось, те же одноклассники, те же учителя, кросс и тот же Арам, дерзкий и внушавший страх всему классу. Однако я его уже не боялся, и он это чувствовал и меня как будто не замечал, точь в точь как собака, которая не трогает того, кто ее не боится.

20 го октября была пятница, когда я подошел к Араму после последнего урока и дрожащим от волнения, но громким голосом сказал:

– Пойдем за школу.

Крики и шум в классе, обычные после окончания занятий, особенно в пятницу, вдруг смолкли, все уставились на нас. У Арама от удивления даже немного приоткрылся рот, но он быстро трансформировал растерянное выражение на лице в привычную ухмылку:

– Что, длинный, давно фингал не получал?

Мы вышли вместе из дверей школы и пошли направо. Арам что то насвистывал. За нами, негромко, но оживленно переговариваясь, шла целая толпа. Сердце колотилось, я чувствовал необычайное возбуждение, и когда Арам отбросил свой портфель в сторону и повернулся лицом ко мне, я, выставив перед собой синий рюкзачок как щит, набросился на него и повалил на асфальт. Я оказался сверху, Арам извивался подо мной как кошка и размахивал кулаками, пытаясь попасть по моему лицу.