– Может, она хочет, чтобы ты хоть раз задержалась тут подольше.

Он рискует, делая ударение на это «хоть раз».

– Сделаю вид, что ничего не слышала, – предупреждаю я его.

Он молча поднимает глаза к звездному небу и улыбается. Видимо, я предсказуема. Как и мой живот. Внутри меня все искрит.

У него именно такая фактура лица, которая провоцирует меня ляпать всякие глупости. Поэтому именно это я и делаю.

– Каждый раз, когда мы с тобой видимся, я просто не могу поверить, что ты уже не ребенок. Ты посмотри только на себя.

– Да, совсем взрослый.

Его торс выглядит как шоколадка, у которой сквозь фольгу проглядывают квадратики. Представляете себе эту матово-блестящую шоколадную текстуру? Так вот, это в точности его кожа. Мне до смерти хочется провести по этому великолепию ногтями. Начать уже наконец мое еженедельное разнузданное пиршество на Хэллоуин.

Меган, Меган, звон колец. С ней пойдет он под венец. Это заклинание срабатывает не до конца.

Он так крепко сбит, что я постоянно задаюсь вопросом, сколько же он весит. Кажется, мышцы тяжелее жира? В таком случае в нем никак не меньше тонны. В Томе шесть футов шесть дюймов, и вымахал он до этого роста у меня на глазах, но каждый раз, когда я вижу его, это все равно оказывается для меня неожиданностью. Примерно такие же тела у сотрудников спасательных служб. Представьте себе мускулистых пожарных, вышибающих двери, чтобы спасти вас от огня.

– Каким образом ты справляешься со скелетом такого размера? – спрашиваю я, и он озадаченно оглядывает себя. – Я имею в виду, как ты координируешь все четыре конечности и умудряешься передвигаться?

Мой взгляд возвращается к его плечам и скользит ниже, по всем этим округлостям и плоскостям, по впадинкам и затемнениям, по складкам на плотном хлопке.

Я задерживаю взгляд на его ремне, который даже не представляет себе, как ему повезло быть обернутым вокруг такого великолепия, и на черной резинке трусов, интригующе выглядывающей из-под ремня. Щеки у меня начинают пылать, а стук сердца оглушительно отдается в ушах, и…

– Дарси, подними-ка глаза.

Ну вот, он поймал меня с поличным. Впрочем, я особо и не маскировалась.

– Мы с моим скелетом ладим вполне неплохо. А теперь расскажи мне, что за напасть приключилась с крыльцом?

Я пытаюсь придумать, как ему это объяснить. Что случилось с домом? Наверное, я была никудышной хозяйкой и довела его до полной разрухи. Вот хотя бы эта болтающаяся доска. Давным-давно надо было взять молоток и прибить ее.

– У меня есть теория, что все тут держалось на магии Лоретты. – Я энергично потираю ладонями бедра, чтобы не защипало в носу.

Он всегда чувствует, когда нужно сменить тему.

– А что случилось с твоими волосами? Твоя мама сообщила мне.

– Кажется, она позвонила всем, кого знает. Устроить такую истерику из-за какой-то стрижки! «Ох, Принцесса, ну зачем?» – передразниваю я и как можно небрежнее провожу ладонью по волосам.

Короткий мальчишеский «ежик» приятно щекочет пальцы. Я скрещиваю ноги, и мои обтягивающие кожаные штаны возмущенно скрипят. Провожу по ним рукой с накрашенными черным лаком ногтями. Никогда еще я не походила на принцессу меньше.

Если бы мама узнала, что я проколола себе сосок, то прочитала бы целую лекцию о том, что мое тело – это храм. Прости, мама. Я вбила в себя крюк для картины.

– Она позвонила мне в слезах. Я в тот момент был на крыше. Я решил, что ты… ну, в общем… не важно. – Лоб Тома морщится при воспоминании. – Представь себе мое облегчение, когда я узнал, что Дарси Барретт всего лишь отрезала косу. Ты что, пошла к мужскому мастеру?