Ответить я не успеваю, потому что в гостиную в сопровождении горничной входит... та, кого я вообще не ожидаю сегодня увидеть.

О, ужас.

Я подскакиваю с дивана и выдыхаю:

— Бабушка?

Она молча осматривает меня с головы до ног цепким взглядом и слегка морщит нос:

— Что с тобой сотворили за эти несколько дней, Люба? Разве в этом доме не принято выглядеть прилично? — а затем она переводит взгляд на Мирона и так же цепко оглядывает его: — Пожалуй, мне все ясно. Ты, должно быть, Мирон, сын жены Андрея. Которой, по всей видимости, плевать, как выглядят ее дети.

Бабушка брезгливо морщится и с уверенностью, не свойственной гостям, проходит к одному из кресел и усаживается в него с прямой спиной:

— Дорогая, присаживайся напротив. Я уже распорядилась на счет чая.

У меня глаза готовы вылезти из орбит, но я смотрю в пол и послушно иду к другому креслу. По пути вспоминаю про Мирона и бросаю на него короткий взгляд. Он с недоумением смотрит на мою невозмутимо-наглую родственницу. Это все — аристократические корни, которыми моя бабушка и мама очень гордятся. Все, что осталось у них от когда-то благородной семьи наших предков.

Кто бы мог подумать, что визит бабушки «спасет» меня от двух часов в обществе Мирона.

— Люблю чай, — вдруг улыбается Мирон и проходит к дивану. — И буду рад составить вам компанию.

— Что вы, молодой человек, это совсем не обязательно, — немного раздраженно замечает бабушка.

— Не обращайте на меня внимания, общайтесь с любимой внучкой. Вы, наверное, очень соскучились по ней. А я, правда, жесть как люблю чай.

На слове-паразите бабушка морщится, а я хочу усмехнуться, потому что понимаю, что Мирон сказал его специально. Но что он задумал?

— Что ж, Люба, — бабушка отрывает неприязненный взгляд от Мирона и смотрит на меня. — Расскажи, пожалуйста, как твои дела. Сразу замечу, что твоей матери будет очень интересно узнать, по какой причине ты стала позволять себе так выглядеть.

Я не хочу, но ругаюсь. Мысленно, разумеется.

Минут двадцать она заваливает меня вопросами по теме моей успеваемости по внеклассному обучению. Я терпеливо и послушно рассказываю о том, что все в порядке. Что прилежно изучаю иностранные языки, внимательно слушаю наставления преподавателя по балету, а сегодня на фортепиано буду разучивать новую, достаточно сложную композицию. Мне не очень комфортно рассказывать о том, какая я никчемная, при Мироне. Особенно неловко становится, когда бабушка почти после каждой моей фразы напутствует меня лучше стараться.

В какой-то момент бабушка и вовсе забывает о присутствии Мирона, начиная расспрашивать меня о том, как я здесь устроилась, нормально ли меня приняли и достаточно ли просторна моя комната. Или делает вид, что не замечает моего сводного брата. Я так не умею, но и правду рассказывать не хочу. Потому тихо отвечаю, что у меня все отлично. Кроме того, я уверена, что бабушке не очень и нужна моя откровенность — ведь у нее и своих забот хватает.

Еще чуть позже в гостиную заходит Галина, и я чувствую, как мое сердце взволнованно подпрыгивает в груди. Отчего-то я не жду ничего хорошего от возможной беседы этих двух женщин.

— Здравствуйте, Ирина Владимировна, — улыбается мама Мирона, бросает нечитаемый взгляд на сына, и проходит к нам: — Так приятно с вами наконец познакомиться. Надеюсь, вам хватило времени пообщаться друг с другом о семейном? Мирон не мешал?

— Галина, — вежливо кивает ей бабушка. — Как ни странно, но ваш сын вел себя достаточно учтиво по отношению к моей беседе с внучкой. Она как раз рассказывала, в какой восторг ее привел ваш сын от второго, более удачного, брака. Не сомневаюсь, что Никита очарователен.