Пэрсик, который во время визита ледяного прятался под кроватью и вообще никак не заявлял о своем присутствии, осторожно выполз на свет,  брезгливо обнюхал подол моего платья. Потрогал лапой искусно сделанную снежинку на подоле и раздраженно дернув хвостом, отошел в угол. На руки не полез. Ну и молодец, не хотелось, чтобы он оставил зацепки на дорогой ткани. Как любые котики Пэрсик был линюч и когтист. Причем, эти два его качества проявлялись в самые неподходящие моменты.

Платье было великолепно. Удобное, мягкое и очень теплое. На юге таких, просто, не делали. Несмотря на то что его подарил мне Ранион, я была рада, что оно у меня есть. Точнее не оно, а они.  Стоял еще целый не распакованный пакет.

Единственным недостатком были эти треклятые пуговицы, которые я просто не представляла, как расстегнуть без посторонней помощи. Благодарна я им была только за то, что пока ковырялась с ними, выкинула из головы ледяного. Точнее я помнила про него всегда,  но все мои ресурсы были направлены то, чтобы изогнуться в нелепую позу и достать до мерзких круглых бусинок, не желающих вылезать из петелек. Я  ругалась как сапожник, вся взмокла, но осилила только треть. Часть у воротника и часть в районе поясницы, а вот  пространство между лопаток не давало мне ни вылезти из проклятого платья так, ни расстегнуть пуговички. Рвать дико не хотелось.

Я почти не удивилась, когда в спину дунул холодный ветер, а у моих ног закружились снежинки. Пэрсик подпрыгнул на все четырех лапах и, проскальзывая на полу, умчался на кухню, откуда раздался грохот и звук падающей посуды.

- Ты напугал моего кота, - отозвалась я, не поворачиваясь к Раниону, но чувствуя, что он стоит у меня за спиной.

Ледяные пальцы нечаянно скользнули по коже спины, и я вздрогнула. Зато  корсет перестал жать.

Ледяной молчал. Только медленно пуговица за пуговицей расстёгивал платье, до тех пор, пока оно не упало к моим ногам.

- Хороших тебе снов, Рыжик, - шепнул он мне на ухо, и от его ледяного  дыхания кожа покрылась мурашками.

- И тебе, Ледяной, - отозвалась я, а он унесся с порывом ветра.  Сейчас между нами не чувствовалось ненависти, но я не уверена, что завтра она не вернется. Точнее, почти на сто процентов была уверена, завтра последует новый виток. Я  переоделась в теплое и уютное платье Женевьев. Оно было  удобным и очень домашним. Отыскала вязаные носки и забралась с ногами в кресло.  Камин загорелся, едва я о нем подумала. Поленья весело зашипели. В доме было тепло и без него, но живой огонь создавал уют, а на колени мне прыгнул Пэрсик. Я повернула голову к окну, чтобы бросить взгляд на противоположную сторону дороги, на окна дома, в  котором жила сестра, но стекло оказалось плотно покрыто ледяным  орнаментом. Острые углы и иглы, так похожие на решетку. Наваждение прошло, Ранион четко дал мне понять, где я нахожусь – в клетке. И решает, выпустить меня или нет, только он.

Я уснула прямо в кресле. В кровать перебралась уже совсем ночью, так и не заставив себя снять платье. Просто притянула к себе Пэрсика, который сейчас изображал лохматую сардельку, и снова провалилась в уютный сон. Ранион не обманул и, по крайней мере, на эту ночь оставил меня в покое, а с утра, когда я только открыла глаза и еще даже не успела вылезти из постели, ко мне нагрянули Женевьев и Китти.

- Пэрсюшка! – закричала малышка, скинув на пороге расшитые бабочками валенки и, проигнорировав меня, пронеслась в комнату, где сграбастала в объятия сонного и поэтому весьма медлительного Пэрсика.