— Да, да… Все обойдется. Ты поезжай… опоздаешь… а со мной тут есть кому повозиться.

— Я никуда не поеду! Плевать на все! — сержусь на обстоятельства. И на ее отношение. Неужели не понимает, что важнее человека для меня нет?!

— Надежда Анатольевна, что с вами? Приступ? — в коридоре нас встречает медсестра.

— Что-то прихватило, — кивает, показывая на грудь. Неужели инфаркт?!

К нам бежит переполошившаяся бригада. Уверен, что любой врач бросил бы все дела ради этой женщины. Не потому, что она моя мать… а потому что Надежда Анатольевна — любимая «мама» всего нашего коллектива. За глаза ее зовут именно так.

— Надежда, что же вы так? — ее осторожно укладывают на носилки.

— Уже лучше. Вроде бы раздышалась, — оправдывается.

— Нет, нет. Не вставай. Сейчас кардиограмму, давление... все быстро сделаем.

От испуга забываю, все чему учился. И вообще, меня так трясет, что медсестра, будто позабыв про то, кто я такой, без разговоров выставляет меня за дверь.

— Виталий Тимофеевич. Не мешайте.

— Да, да! Леша, сделай ему чай.

— Я останусь тут! С ней, — отмахиваюсь.

— Ты сядешь в коридоре и не будешь мельтешить. Родственников не лечат, а только калечат. Ты и сам знаешь. С ней все будет хорошо, это не инсульт. Думаю, переволновалась, перенапряглась. Вот и результат, — друг заваривает мне успокаивающий чай с ромашкой. А я вспоминаю, как год назад боролись за жизнь отца и очень боюсь. Сейчас мне не хочется быть взрослым сильным мужчиной. Я снова мальчик, который позволяет себе показать чувства.

Арина

В коридоре шум, даже, можно сказать, какая-то паника. Может быть, привезли еще одну экстренную роженицу? Или целую партию, потому что сбегаются все… не могу разобрать среди звуков, что происходит. Честно говоря, я собиралась поспать, но под такой шум не уснешь.

Только если закрыть дверь в палату… я ведь смогу сама дойти. Я справлялась отлично, правда, под наблюдением медсестры. Она мне показывала, как правильно вставать и садиться обратно. А сейчас чувствую себя вполне неплохо. Значит, и без помощи смогу добраться до двери. Говорят, что нужно заставлять себя, двигаться, иначе не видать мне собственного сына еще долго… А мне так хочется поскорее его увидеть! Буду тренироваться. Потихоньку.

Вот так… Чувствую легкое головокружение, но ничего, терпимо. Ноги держат, это радует. Перемещаюсь даже увереннее, чем с поддержкой и «надзирателем». И боли нет, но я все равно немного побаиваюсь. Поэтому двигаюсь осторожно, мало ли что…

Может, рискнуть и по коридору прогуляться? Нет… там слишком много народу, суета.

Выглядываю из палаты и вижу Надежду Анатольевну на каталке. Сердце пропускает удар, так и замираю.

Вот это дела, под Новый год… хочется подойти к ней, спросить, что случилось, помочь… но я только помешаю. Остается смотреть и надеяться, что все обойдется.

Вокруг нее и так много народа.

— Виталий Тимофеевич. Не мешайте, — выступает медсестра, завозя каталку в процедурную. Перевожу взгляд на врача. Он выглядит настолько взволнованным, будто бы это непросто женщина, а его родственница. Наверное, Виталий замечательный руководитель, ценящий своих коллег. А еще он очень неравнодушно относится ко всем пациентам. Видела, как на него смотрят мамочки с детьми… Да они его расцеловать готовы, хотя все «глубоко замужем». Да что там, мой пример — отличное подтверждение его высокой квалификации и идеальной слаженной работы команды специалистов.

— Я останусь тут! С ней, — упирается Виталий, снова проявляя себя как доброго, чуткого и внимательного к чужой беде человека. Удивительно, неужели ему не хочется пойти домой, к семье? Новый год на носу… А он все с нами возится. Может быть, не женат или разведен?! Слабая мысль мелькает в голове, но нет, так не бывает. Ему лет тридцать пять, а может, и больше… В таком возрасте у мужчин уже есть жены. Тем более у видных и состоятельных. Да и какое мне дело до его семьи? Мне бы со своей разобраться.