А ещё они постоянно расспрашивают. О ней. Как будто им действительно интересно. А кого вообще могут интересовать чужая жизнь, чужие проблемы? Даже просто ради любопытства. Да никого давно уже не беспокоило, разве кроме бабушки, как у Бэллы дела, о чём она думает и, тем более, чего хочет. Но стоило оказаться в столовой и усесться за стол, с нетерпением и предвкушением подтянув к себе тарелку — венские вафли со взбитыми сливками и свежими ягодами на завтрак! охренеть! — как началось:

— А ты чем вообще занимаешься? В школе учишься?

С трудом сдержав желание ткнуть в воздушный крем пальцем, чтобы потом облизать, Бэлла подхватила нож и вилку — не настолько же она тупая, чтобы не уметь пользоваться приборами — отпилила кусочек, повозила его в сливках, чтобы облепили поплотнее, и, прежде чем отправить в рот, с вызовом сообщила:

— Я уже окончила. Ещё в прошлом году. Мне девятнадцать исполнится уже в июле.

— О-о-о! — протянул Дымов с нарочитым уважением. — И что тогда делаешь?

— Пока ничего, — буркнула она, глядя в сторону и заранее предполагая, что услышит в продолжение.

— И как давно длится это «пока»? Почему дальше учиться не пошла?

Вот всё у него просто, как с камерой. Захотелось — купил. Захотелось — пошёл. Куда нравится. Ага, будто её ждут везде с распростёртыми объятиями. И вообще…

— Я не знаю, куда.

Дымов посмотрел без осуждения, скорее, чуть удивлённо и задумчиво-сосредоточенно, предположил:

— Ну чем-то тебе нравится заниматься? — Потом сам же и вспомнил: — Фотографировать же.

— А разве на фотографа где-то учат? — озадачилась Бэлла.

Профессиональная съёмка — это ж не просто на телефон саму себя щёлкать или подруг. Там же столько тонкостей и нюансов. Взять хотя бы освещение.

— Без понятия. — Дымов дёрнул плечами. — Но я и не интересовался. А если бы мне понадобилось, узнал.

— Если курсы… так они все платные, — проворчала Бэлла. — И на хорошую аппаратуру деньги нужны.

Он отхлебнул кофе, уставился, приподняв брови:

— И?

А разве непонятно?

— У меня таких нет. И у бабушки нет.

Дымов сочувственно покивал.

— Вообще их часто нет. — А потом вдруг невозмутимо и оптимистично выдал: — Но зато всегда можно заработать.

Бэлла сжала губы, закатила глаза. И опять — как всё просто! Угу. Когда ты богатый, когда у тебя всё есть, тогда и кажется, что проблем не существует. А он чуть наклонился в её сторону, произнёс доверительно:

— Хочешь, большой секрет расскажу? — Но прежде чем она успела хоть как-то среагировать, уже говорил: — Очень многие из тех, кто сейчас при деньгах, с минимума начинали. — Улыбнулся, добавил легкомысленно-невозмутимо: — Или вообще с нуля.

Она уточнила недоверчиво:

— Ты тоже с нуля?

— Нет, конечно, — возразил Дымов, потом ещё заявил на полном серьёзе: — У меня папа — миллионер.

Прикалывается? Или на самом деле?

Да ну нафиг! У неё скоро уже голова распухнет и лопнет от вопросов, от бесконечных попыток разобраться и угадать настоящие значения и причины его слов и действий. Все богатые такие зануды?

Ей всегда казалось, они другие: презрительные, высокомерные, отстранённые, одетые во всё новое и самое дорогое, чтобы сразу становилось понятно, сколько денег на это потрачено. Они прямо с утра уже при полном параде — и макияже, если это тётки — словно каждый день у них — официальный приём. А дома всё так обустроено, чтобы выглядело, как во дворце, и сразу приходило на ум слово «роскошно», а не просто красиво или удобно. Да даже еда у них не обычная, а особенная.

Вот бабушке никогда бы не пришло в голову готовить с утра венские вафли, да ещё раскладывать их по порциям, оформлять ягодами и кремом. Хотя это, наверное, не сложно, если есть вафельница, но зато очень вкусно. Бэлла бы и от второй порции не отказалась. Растолстеть она не боялась, а реально же — объеденье.