Опять закололо под грудью. Но Лерочка не обратила на это внимания. Еще двадцать лет назад ей поставили диагноз — аритмию, и она жила с ней много лет. Сейчас ей было интереснее наблюдать, как голуби воркуют на соседней крыше и словно влюбленные терлись головками друг о друга. Как когда-то и они с Николенькой.
Внутри закололо сильнее, а следующий вздох дался Лерочке с трудом. А потом вдруг тело сковала сильная боль. Сознание стало мутным, и она провалилась в какую-то мягкую шумящую бездну…
Спустя три дня Валерию Федоровну обнаружили волонтеры, как будто уснувшей в кресле у распахнутого окна. Пришлось ломать дверь с помощью службы спасения, ибо старушка не открывала. Врач констатировал смерть от сердечного приступа…
..
6. Глава 5
Недоуменно хлопая глазами, я огляделась. Я находилась не в больнице, а в светлой комнате с высоченными потолками, разноцветные витражные окна вокруг, через них проникали лучи света. Белёные, чуть обшарпанные стены, много свечей в старинных канделябрах. У стены возвышалась деревянная статуя, почерневшая от времени, такие обычно ставили в католических церквях.
— А, очнулась! — воскликнула дама лет сорока в широкополой белой шляпе с несуразными красными перьями.
Ее лицо было сильно напудрено, губы красны, на щеках смешные красные круги, словно их рисовали свеклой и видимо хотели изобразить румянец. Злющий взгляд, сильно взбитые вверх напудренные волосы непонятного серого оттенка, вульгарное ожерелье с огромными красными камнями на шее. Она словно спустилась с полотна Виже-Лебрен, похожая на даму предреволюционной Франции.
— Как хорошо, что ты пришла в себя, Сесиль! — вставила другая дама, стоявшая тут же.
Одета она была в скромное серое платье, без украшений и белый кружевной чепец на голове, походила скорее всего на камеристку или служанку.
Я же ощущала, что с каждым мигом мое тело наполняется силами, как будто в него вливалась жизненная энергия. Все больше и больше, и вот она уже заполнила меня всю. Я наконец пришла в себя и мое сознание прояснилось.
— Где я? — задала я вопрос.
Голос был не мой, какой-то тонкий и нежный.
— Что значит где, девчонка? В соборе святой Женевьевы! Как и полчаса назад! — процедила дама в каменьях.
— Мы отнесли тебя сюда, в дальнюю ризницу, милая, когда ты упала в обморок, — объяснила ласково вторая женщина. — Мадам Жоржетта, позвольте мне помочь ей.
Надменно кивнув, напудренная дама отступила на шаг, а приветливая служанка помогла мне сесть. Ее добрые карие глаза светились лаской, когда она смотрела на меня. Она была не стара, но седина уже тронула виски ее темных волос.
До того я оказывается лежала на длинной лавке, стоявшей у стены. Невольно оглядывая себя, я отметила, что была одета в светлое старомодное платье. Снова начала озираться по сторонам. Зачем я нахожусь в каком-то соборе и почему упала в обморок? Может мне стало нехорошо? Но у меня никогда не было проблем с дыханием. А уж в обморок я падала последний раз только в детстве, от голода в блокаду.
— Это ты избаловала ее, Манон! — обвинительно бросила дама Жоржетта. Она была одета в платье с кринолином, с большим вырезом и ажурные перчатки до локтя. — Говорила же Шарлю что не дело держать няню в доме так долго! А теперь посмотри, что она вытворяет перед всеми гостями!
Я же ничего не понимая, спросила недоуменно:
— Зачем я здесь, и вы кто такие?
После моих слов дама, оттолкнув Манон, подскочила ко мне и залепила мне звонкую пощечину. Я недоуменно схватилась за щеку. Ощутила, что моя кожа гладкая и нежная, как у младенца. Опять в удивлении замерла, почти тут же позабыв, что мне только что дали пощечину. Ведь мои мысли закружили в странном недоумении. Отчего у меня такая гладкая кожа?